13 черных кошек и другие истории

Аркадий кинулся к другому огнетушителю, что висел прямо за столбом пламени. Металлический кожух его раскалился — пальцы прилипали к железу, но Аркадий, пересиливая боль, зло напружинив скулы, все водил и водил струей по стенам и потолку.

А пламя не унималось. Помещение заволокло дымом.

Все же Аркадию удалось немного сбить огонь с потолка и стен. Но опасность по-прежнему была велика, так как солярка в ванночке все еще горела. Тогда Аркадий, кое-как прикрыв телогрейкой лицо, схватил раскаленную ванночку и понес ее к выходу.

Около самых дверей, споткнувшись на протезе, Аркадий упал, но ванночку уже подхватили и выбросили на улицу.

После этого остатки пожара ликвидировали уже сравнительно легко. Сам Аркадий стоял в стороне, прикладывая комочки снега к обожженным местам, и, жадно и часто затягиваясь, курил.

— Сильно обжегся, Аркадий?

— Терпимо. Бывало хуже. Лучше бы не было…

Я, признаться, подумал тогда: «Рисуется он, что ли? Или, может быть, пожарником служил?»

Ни то и ни другое.

Оказалось — случившееся в тот день это еще не вся история.

* * *

Болванка лязгнула по башенной броне, и корпус танка содрогнулся. Аркадий съежился, потом вздохнул облегченно. «Скользом прошла, гадюка. Легче уж в поле под пулями…»

Танк раз за разом вздрогнул на ходу. Это башенный посылал немцу ответные снаряды.

Брать «тигра» в лоб — трудное дело. Слишком тяжела у него броня. Вот бы сбоку к нему зайти… Чего молчит командир, не отдает приказа? Хотя, начни только заходить во фланг, сам же свой бок как раз ему и подставишь… Выходит, теперь — нервы на нервы?!

Тут в свою смотровую щель Аркадий увидал, как у немца голубовато заискрило под башней. И вроде как скособочило ее маленько. «Мы это или кто-нибудь из соседей? Добить бы этого, добить, иначе тут и нам крышка…»

«Тигр» вильнул в сторону, и Аркадий тотчас же увидел, на какую-то долю секунды, как на его боковине обозначилась точка-дырка. Потом оттуда стрельнуло пламя, и весь верх танка заволокло густым дымом.

— Нажрался?! Амба!

«Тридцатьчетверка» проскочила подбитый «тигр». Дальше до самого пригорка не было никого. А что-то там, за взлобком?

Когда танк вынесся на вершину пригорка, Аркадий увидел все поле. Куда ни глянь, всюду танки, танки, танки — со звездами и с крестами на броне. Тут, там, в десятках мест тянулись в небо дымные столбы — это горели машины, свои и чужие, и за густым маслянистым дымом трудно было разобрать, чьи они. Аркадий воевал не первый день, но такого побоища, как здесь, под Курском, еще не видел.

На правом краю поля, где обозначалась пологая лощина, один за другим загорелись сразу четыре машины. Видимо, наши все же сумели зайти к ним во фланг. Тот, что полз прямо на «тридцатьчетверку» Аркадия, вдруг резко крутанулся на месте и, выплюнув чад из выхлопа, газанул вспять.

— На всю железку, Арканя-я! — услышал Кондратьев в шлемофоне голос командира и тоже дал газ.

Фрицы разворачивались и начинали драпать. Но с того же правого края поля по линии лощины сразу по нескольку кряду начали дыбиться снарядные разрывы: немецкие батареи выставляли огневой заслон.

В мутном стекле-триплексе Аркадия вдруг нестерпимо полыхнуло, и сознание придавило чадной темнотой.

Очнулся Аркадий от удушья. Сорвал с головы шлем, сквозь грохот стало слышно, как потрескивает под самым ухом — горела краска. Аркадий попробовал выбраться из своего сиденья, но резкая боль в ноге бросила снова на место. Единственное, что он сумел сделать — откинуть передний люк перед собой. Потянуло воздухом, ветерок на момент отогнал дым, и Аркадий увидел перед танком своих — командира и башенного стрелка. Они сидели на зеленой траве, шлемами и крагами тушили друг на друге дымящиеся комбинезоны.

«А меня-то что же, ребятки, родные?!» — хотел им крикнуть Аркадий, но не смог: с притоком воздуха пламя в танке загудело сильнее. Аркадий на мгновение почувствовал, как от подступившего жара у него на голове зашевелились, скорчились волосы, и вновь потерял сознание.

Он очнулся от боли. Его перекатывали по земле. Стрелок и командир давили пламя шлемами, крагами, пучками травы. От боли Аркадий не по-человечески закричал, но закричал уже с облегчением.

Окончательно сознание вернулось к нему в медсанбате. Изувеченную ногу ему ампутировали.

Но и это еще не вся история об Аркадии Кондратьеве.

После войны он работал механиком где-то в Татарии, кажется, в Шеморданском леспромхозе. Как-то у одного из рабочих вспыхнула в руках паяльная лампа. Пламя сразу же перекинулось на промасленную спецовку. Тот упал на пол и, растерявшись от страха, не смог ни скинуть горящий ватник, ни хотя бы кататься по полу, чтобы затушить огонь, — только кричал.

Поблизости опять оказался Аркадий Кондратьев. Он вышвырнул лампу прочь и, не в силах из-за протеза перекатывать горящего, просто руками потушил одежду на растерявшемся от боли и ужаса человеке.

Тогда Аркадий сам получил серьезные ожоги второй степени и двадцать дней пролежал в больнице.

* * *