13 сокровищ

— Ты прав, — сказала Таня, внезапно почувствовав пробежавшую по спине дрожь. — Тут жутко.

— Я никогда даже не подозревал о существовании этой комнаты. — Фабиан подошел к парадной двери. — Интересно, где мы?

Он осторожно открыл дверь и издал удивленное восклицание.

— Иди сюда, посмотри на это.

Таня подошла к двери и поглядела туда, куда Фабиан указывал фонариком.

Дверной проем был перекрыт большой плитой твердого дерева.

— Это задняя стенка комода, загораживающего парадную дверь. Кто-то очень постарался, чтобы комнату никогда не обнаружили.

— Это из-за плохого дела, — внезапно произнес приглушенный скрипучий голос.

Таня замерла; ее интересовала реакция Фабиана. Никакой реакции не последовало, он ничего не слышал. Таня медленно повернулась и снова направилась к колыбели, чувствуя, как подрагивают веки. Мишка в колыбели пошевелился, а потом из его набивки показалось маленькое узкое личико с запыленной серой кожей. Таня не могла определить пол существа. Ее взгляд притягивали торчащие, как у грызуна, передние зубы.

— Плохое, — прохрипело существо, укоризненно глядя на нее. — Здесь случилось плохое. — Не сводя подозрительного взгляда с Тани, оно порылось в глубине своего гнездышка и вытащило оттуда что-то. — Давно. Очень, очень давно.

Тошнота подкатила к горлу девушки, когда она разглядела, что именно достало существо: наполовину съеденную мышь.

— Что плохое? — шепотом спросила она, беспокоясь, как бы не услышал Фабиан.

— Не скажу, — пробормотало мерзкое существо.

Раздался хруст костей, и Таня попятилась от колыбели, преследуемая острым, металлическим запахом крови.

— Пошли отсюда, — сказала она; создание продолжало жевать и обсасывать косточки. — Эта комната вызывает ужасно мерзкое чувство.

Фабиан закрыл парадную дверь, и они направились к выходу в служебный коридор. Таня шла быстро, но Фабиан остановился и в последний раз осветил фонариком комнату.

— Что это?

— Фабиан! Идем!

Он, однако, прошел мимо колыбели и посмотрел на что-то на стене.

— Ох! — сказал он. — Здесь что-то вышито, но я не могу прочесть при таком освещении.

Фабиан снова снял очки и принялся протирать их.

Таня вернулась, не обращая внимания на доносившееся из колыбели бормотание, и, прищурившись, посмотрела на вышивку на стене. Сама ткань была белая — по крайней мере, когда-то — и на ней вышиты бледные розы и слова: «Поздравляем с рождением дочери». И дата внизу.

— Редкий случай. — Фабиан уже снова надел очки. — Дата рождения двадцать девятое февраля, то есть ребенок родился в дополнительный день високосного года.

Таня нахмурилась.

— Двадцать девятое февраля — день рождения моей матери.

— Ага! Значит, это детская комната твоей матери. — Фабиан усмехнулся. — Выходит, тебе приходится покупать ей открытку ко дню рождения только раз в четыре года?

— Нет. — Таня покачала головой. — Мы празднуем ее день рождения первого марта, хотя она всегда шутит, что я старше ее.

Они в молчании пошли дальше по темному проходу. На следующей двери стоял, по-видимому, совсем новый замок и ключа с той стороны в нем не было, поэтому техника Фабиана оказалась бесполезна. Зато они сумели открыть несколько других дверей, но за ними находились лишь пустые или не представляющие интереса комнаты.

Добравшись до комнаты Амоса, они услышали, что за дверью работает телевизор, и тихонечко прокрались мимо, не обращая внимания на шумные разглагольствования старика.

На первом этаже было меньше неисследованных комнат, поскольку именно тут находились спальни всех жильцов, кроме Амоса. Последняя дверь, куда они вошли, располагалась рядом с ведущей в цокольный этаж лестницей и оказалась не заперта. В комнату сквозь окно вливался яркий свет. Плющ был обрезан, комната хорошо обставлена, хотя все предметы покрывал толстый слой пыли. Посередине стояла большая кровать с пологом на четырех столбиках в окружении резной деревянной мебели, очень впечатляющей. Перед камином лежал роскошный меховой ковер, на стене висела картина, изображающая сурового мужчину и молодую женщину.

Таня широко распахнула глаза.

— Чья это комната?

— Видимо, Элвесденов, — ответил Фабиан. — Я слышал, Флоренс как-то говорила о ней, но мне не разрешали сюда заходить. Это спальня лорда и леди Элвесден. Вон их портрет.

Таня внимательно разглядывала картину, с волнением глядя в глаза своих предков. До сих пор она не видела ни одного их изображения.

«Эдвард и Элизабет Элвесден» — было выгравировано на бронзовой табличке, прикрепленной к раме. Угрюмый взгляд мужчины, казалось, впивался в Таню, а женщина выглядела так, словно чувствовала себя неловко в его присутствии. Таню как будто ударило — на запястье нарисованной женщины она увидела серебряный браслет с брелоками, тот самый, который сейчас, спустя два столетия, был на ней. Она посмотрела на браслет, сверкающий в лучах солнца: она до блеска отполировала его. Он был прекрасен, и все же это вызывало тревожное чувство — носить украшение умершего предка.

— Почему это все так сохраняется? — спросила Таня. — С мебелью и прочим?