Волонтер — между «мирными» и армией. И это так сложно. Ты каждый раз, уезжая, как бы предаешь солдат. Как бы оставляешь их там одних. Бежишь в свою теплую гражданскую квартирку. Нет, конечно, ты делаешь все, что только можешь, чтобы найти деньги, собрать, купить, привезти…. Но тот момент, когда уезжаешь с позиций, разрывает тебе сердце. Ведь когда вернешься, кого-то может уже не быть. Вот тот веселый, совсем еще молоденький паренек погибнет при минометном обстреле. А дед, который тебя угощал борщом, подорвется на растяжке, когда будет вытаскивать раненого побратима.
И ты, вероятно, могла бы помочь. Но будешь дома. Вот это я чувствовала каждый раз, когда уезжала, а они оставались.
Я решила, что не настолько сильна, чтобы быть и дальше волонтером. В 2015-м я осталась с ними, с бойцами. С теми, кто день изо дня бессменно защищал наши дома. Я стала членом этого элитного закрытого клуба, что зовется армия.
Когда ты там, внутри, — это потрясающее чувство. Ты видишь, как принимаются судьбоносные решения. Там, на передовой, ты с теми, кто решает будущее нашей страны, каждого из нас.
Мы стоим на передовой, но у нас продолжаются занятия. По приказу комбрига на небольшом полигоне были организованы стрельбы. Стреляла и пехота, и экипажи БМП.
Сначала работали по мишеням пехотинцы. А потом уже стреляли и БМП. Налаживалась радиосвязь. Команды подавались по рации. Стрелял каждый из экипажа: командир, наводчик и механик.
Звучит сухо, да? Как сводки пресс-офицеров АТО.
Но на самом деле в этой четкости и заключается профессионализм командиров. Они не просто умеют управлять любой техникой, метко стрелять из любого оружия, знают, как устранить ту или иную поломку как в бэхе, так и в самих оружейных механизмах. Что самое важное, они могут научить этому своих солдат.
Я стояла сбоку и фотографировала. Сквозь грохот выстрелов я слышала, как отдаются приказы. Видела, как четко и беспрекословно их выполняют солдаты.
«Стрельба в движении. Один стреляет, второй страхует. Идем линией… Сесть…»
«К укрытию!!! На колени!!! Спрячь голову!!! Ты убит!!!»
«Не волнуйся. Аккуратно потяни на себя затвор и отпусти…»
«Оружие на проверку. Отсоединить рожок. Передернуть затвор».
Все так просто. Но именно в этой простоте, отработанной до механизма, и кроется залог успеха. Я помню, как еще летом с перепугу не смогла передернуть затвор. И это могло стоить мне жизни. Тогда повезло. Но так бывает не всегда. Вот для того, чтобы все это было привычно, такие занятия и проводятся.
Я видела, как на учениях возникали те или иные поломки. В моем понимании, то сборище доисторических рычажков, кнопочек, задвижек и защелок вообще не может ездить, да и еще и стрелять.
Но я также видела, как быстро и без заминок любая поломка чинилась, техника продолжала ездить и точно стрелять.
А связь. Это вообще отдельная история. Когда БМП заводится, стоит такой гул, что не слышишь даже своих мыслей. Я уже молчу о том, как громко, когда БМП стреляет. А при этом нужно держать связь по рации. Ведь в бою никто не будет бежать к бэхе и передавать, перекрикивая грохот, приказы командира. А если нет связи, считай, что бой проигран.
И самое ценное, что у нас есть, — это люди, профессионалы. И даже с такими техникой и вооружением мы можем эффективно воевать и побеждать.
У меня от этих слов мурашки по коже.
Пытаюсь представить, что чувствует пленный. Тот, чья жизнь больше ничего не стоит. Он не может повлиять ни на что. У него нет прав. Даже самого простого права на жизнь нет.
Для меня всегда самой страшной была сама мысль попасть в плен.
Я читала умные статьи о том, что делать во время обстрелов. И эти знания спасали жизнь.
А еще я читала умные статьи о том, что делать при попадании в плен.
И, может быть, рано или поздно придется воспользоваться их советами.
Основная идея в том, что если вы попали в плен не к американцам или другим цивилизованным людям, то вас будут пытать. Особенно если это русские, казаки или чеченцы. Пытать будут долго, жестоко и, скорее всего, потом убьют. Это так называемый «неконвенциальный подход к допросу».
Если вы какой-нибудь генерал или у вас богатые родственники, то вас будут менять. Во всех остальных случаях единственный шанс избежать кошмарной боли — это убиться самостоятельно. Во многих случаях это потребует смекалки и креатива.
Если бы речь шла о человеке, которого я люблю и жду с войны, я бы, конечно, говорила, что он должен выжить. Любым способом. Только выжить. Но когда речь заходит о себе самом…
Мне тут передали брошюрки по первой помощи на поле боя. И я впервые увидела, что ее автор — не простой любитель писать книги, а реально участвовавший в процессе эвакуации раненого с поля боя.