15 лет и 5 минут нового года (СИ)

Я принесла на стол чай. Затем достала доску, чтобы нарезать рулет.

— Счастье не зависит от наличия или отсутствия человека рядом. Только от внутреннего состояния, — начала мать философствовать без всякого алкоголя.

— Мам, я не из-за него расстроена, а из-за Греты. Пойми ты это наконец. Я давно из-за мужиков не нервничаю!

— А из-за нее-то что! Собаке пятнадцать лет! Думаешь, ей нравится жизнь в подгузниках?

— Мам… — мне захотелось воткнуть нож в разделочную доску. — Она тебе это не скажет. И я до последнего буду за нее бороться!

Я отвернулась, чтобы бросить нож в раковину — от греха подальше, как говорится…

— Ты чего пришла-то?

— Сбежала, сказала же! Они опять жизни Гошку учат. Я больше не могу это слышать. Он соберет манатки и уйдет, хоть и орет, что они обязаны его до восемнадцати содержать, а там он сам свалит с большой радостью! Вот не надо было отдавать ему комнату…

— Ну да, с родителями на восьми метрах должен был жить! Дайте ему уже наиграться в свои стрелялки — перерастет.

— Это ты говоришь, потому что у тебя детей нет…

— Я в тетрис наигралась же…

— А ты совершенно другая. Ты во всем другая. Но я не сказала, что ты лучше Светки.

— Ты никогда это и не говорила. Наоборот. Я скорее неудачница на ее фоне. Не родись красивой, как говорится…

— Красотой тоже с умом надо пользоваться… Не так, как ты… Я отца вашего выгнала, чтобы вы в такое же говно не вляпались, а ты… Ты же его почти не знала, почему же раз за разом такого же себе иждивенца находишь? Мать говорила, как же ты девочек без отца оставляешь! А я отвечала — хочу им психику здоровой сохранить. А не вышло. Ни с кем не вышло. Этот Коля тоже не отец, никакой не отец. Вот сейчас умом понимаю, что не нужно им было Антошку рожать.

— Мам, ну что ты такое говоришь… Ты-то что говоришь? Родителей мало?

— А потому что всему есть предел. Предел терпению. Молчать уже дальше нельзя. Никак. Я твоей сестре прямо говорю: собери ему чемодан и поставь под дверь его мамочки, если он так тебя достал. Свое говно не греет, оно воняет так же, как и чужое. Я не могу больше в этом зоопарке жить!

Ах, вот зачем она пришла.

— Ты хочешь жить у меня?

Она смотрела мне в глаза. Кажется, целую минуту. Потом взяла бутылку и начала отвинчивать крышку.

— Если бы ты к мужику свалила, то да. А так — нет. У меня еще есть надежда на то, что хоть одна из моих девочек может быть счастливой.

Я поставила рюмки, о которых забыла.

— А что такое быть счастливой? — вдруг спросила я мать.

Она снова уставилась мне в глаза.

— Не жаловаться.

— Так я и не жалуюсь, кажется.

— Так ты счастливее Светки. От этого она еще больше бесится.

— Мам, ты с ночевкой?

— Нет, такси вызову. Мы же не собираемся выпивать всю бутылку. У нас работа. Работа — это такой зверь, который держит внутреннего зверя в узде.

Нет, прячет его внутри, и он мечется, раздирая душу в клочья. Но я не собираюсь жаловаться. Не матери. А подушка все стерпит.

20. "Дождалась"

Я очень надеялась, что не сказала ничего лишнего. Говорила мало — больше слушала. Мать не попытать, а поговорить пришла. Вылить на меня то, чего я никогда не думала из нее выпытывать. Проводила ее до такси в накинутом на футболку пуховике и осталась без шапки стоять на улице. Не совсем, конечно, без головного убора: мои волосы греют не хуже шерсти. Это в двадцать головной убор снимать было нельзя.

Стояла у подъезда минут пять в надежде полностью протрезветь. Не ждала кого-то, как когда-то давно. Ждать некого. Просто не хотела возвращаться в квартиру, пахнущую бабскими соплями и двадцатиградусным алкоголем. Открыла на кухне окно на проветривание. Осталось проветрить голову и не думать жалеть Светку: все сделала своими руками и своим одним местом. Меня в свое время, безмозглую и безволосую, никто из них не пожалел. Кроме бабушки.

— Это он, но я могу сказать, что ты спишь, — вошла она ко мне пятнадцать лет назад без телефона и на цыпочках.

Она, вечно шаркающая…

На часах половина десятого. Могу спать. Могу… А вот встать к телефону точно не могу.

— Сиди!

Как бабушка поняла, что у меня ноги отнялись, непонятно. Как непонятно, и от чего именно: радости, страха или досады? С чего он решил, что я неделю жду звонка… Ах, да… Он же сказал на прощание, что позвонит… Значит, должна ждать и надеяться.

Бабушка вернулась с телефоном, уже привычно шаркая, и тут же ушла на кухню. Щелкнула дверь. Побежала из крана вода. Прямо дежавю. Сколько Игорь уже заплатил за ожидание? Тишина по-прежнему пела: ожидайте ответа, ожидайте ответа. Я ждала намного дольше. Неделю. Целую! Так что могу минуту, целую, просто дышать в трубку.

Минуту не выдержала. От силы секунд десять.

— Алло, — так и сказала.

Сообразила сказать, а то подумал бы, что никто, кроме него, мне домой не звонит. Никто и не звонит. Даже он. Хотя… Мог ведь представиться бабушке, как в прошлый раз. Здравствуйте, это Игорь.

Мне вот так и сказал:

— Это Игорь. Узнала?

— Узнала, — буркнула, должно быть, очень обиженно, потому что он тут же извинился, что долго не звонил.