15 лет и 5 минут нового года (СИ)

— У матери, по ходу, запоздалое осеннее обострение. Решила из меня ездовую собаку сделать. Загоняла, как обычного курьера. До Москвы и обратно. Ты не спишь там, а то бабушка напугала, что можешь спать…

— Не сплю.

— Выйдешь на часок ко мне?

— Куда? — не въехала я в его предложение.

— Да куда скажешь, туда и приеду. Я же адреса твоего не знаю, но сейчас в центре. Дороги почти пустые, так что могу рвануть в любом направлении. Кстати, хочешь вместе парики заберем? И отвезем в больницу? Если не хочешь, не надо, — добавил тут же. — Я пойму. Ну, куда мне приехать? У меня даже карандаш уже наготове. Один умный человек сказал, что имена и телефоны женщин нужно записывать исключительно карандашом…

Он, типа, пошутил, да? Или правду сказал. Горькую.

— Уже поздно, Игорь.

Поздно спохватился. Поезд ушел — до Москвы и обратно. Спальный вагон. Не ресторан… На ночь не ем. Вредно.

— Знаю, что поздно. Но ты не спишь ведь… Я не знаю, во сколько освобожусь завтра. Загнанных лошадей пристреливают. Похоже, мать уже зарядила револьвер.

— Поздно, — твердила я, кусая губы и уже почти глотая слезы.

— Я тебя что, до дня рождения не увижу, что ли?

— День рождения у меня через три недели.

— Малина, подари мне вечер. Пожалуйста… Я знаю, что тебе завтра на работу. Мне тоже.

— Извини, Игорь. Я очень устала.

Не добавила — ждать твоего звонка, рвать на голове остатки волос. И искать в себе остатки гордости. Нашлись, пусть и с трудом — не побегу к тебе. Не надейся.

— Ну ладно. Нет так нет. Навязываться не буду. Пока.

И сбросил звонок, не дождавшись от меня вежливого «спокойной ночи». Обиделся? Я тоже — аж разревелась, прижав трубку с короткими гудками грудью, в которой сердце тоже стучало коротко и быстро, без перебоев. А вот дышалось с трудом — слез было так много, что они и валик дивана легко сумели замочить, и продолжили меня душить.

— Что он тебе сказал? — вошла бабушка.

Услышала, что ли, как я плачу?

— Ничего… — буркнула в ответ, уперевшись носом в обивку.

— Из-за ничего не плачут. Не позвонил же сказать, что больше не позвонит? — усмехнулась она.

Даже не голосом, а краешком выцветших губ — я увидела это краем покрасневшего глаза.

— Не позвонит. Больше. И не надо… — бубнили мои искусанные губы.

— А чего звонил-то? — бабушка села рядом.

— На свидание позвать.

— И чего ревешь тогда? Когда?

— Сейчас. Я его послала. Никто не соглашается вот прямо сейчас, так он мне и позвонил…

— Так и сказал — ты в списке последняя? Не подведи.

Я села, уставилась на бабушку — ну как она не понимает? Чего смеется! Так бы и запустила подушкой — жаль она в диван убрана.

— Бабушка! — только и смогла сказать от злости.

— Малина, ты же так ждала этого звонка. Ждала, чтобы позвал снова. Позвонил. Позвал. Не пошла и ревешь. Малина, тебе двадцать лет!

— И что? — огрызнулась я.

— А то… Если ты не понимаешь…

А я не понимала: ни его, ни себя. Чего отказалась от встречи, чего ревела, чего после своего отказала ждала. Но ведь ждала и дождалась…

Через три дня позвонил:

— Хочешь на парик посмотреть? Он у меня дома.

Это что, намек?

— Неделю могу подержать. Не дольше. Дольше его ждать не могут… Ну, что? Приедешь?

— У меня послезавтра только выходной, — выдала я не своим голосом.

Свой в пятки спрятался. Взрослый вылез. Откуда-то. Или он только мне взрослым казался?

— Приезжай к десяти. Я тогда на работу успею. Вечера не могу сейчас планировать.

Вечера распланированы с другими? Но я не спросила. Промолчала. Проглотила.

— Хорошо.

Хорошо не будет. Или будет… Было же…

— Только не опаздывай, ладно? У меня с матерью очень натянутые отношения. Она без всякого зазрения совести премии меня лишит. Она вообще никому не сказала, что я сын. Однофамилец, племянник… Пусть сами догадываются.

— Не опоздаю, — прервала я его откровения.

Не опоздала. Даже на пять минут раньше пришла. Он ждал. В джинсах и футболке. Ждал, чтобы с порога показать мне парик. Испугался моего вида и нацепил волосы на место.

— Знаешь, — заговорил, стоя передо мной на расстоянии вытянутой руки и не обнимая. — Ты вот ниже лопаток не отращивай. Тебе с этой длиной очень хорошо.

А с короткими очень плохо, да? Я это поняла, когда Игорь открыл дверь и просто сказал «привет». Ни поцелуя, ничего.

— Возьмет четыре года… — буркнула я.

— Я в курсе. Всего четыре года… Сильно влетело? Вижу, мать тебя совсем обкорнала.

— Плохо, да?

Я сорвала парик и чуть не бросила его в лицо наглеца. Потом пожалела. Не его — волосы, отдала всю свою красоту аккуратно прямо в руки. Он убрал в пакет и заклеил его по новой. Его парик я не стала просить посмотреть. А сам не предложил. Да мне и не интересно было.

— Чаю?

— Даже торт купил?

Если я и вспыхнула, то скорее от злости. Парик показать пригласил — ага… А ты поперлась через весь город парик смотреть? Он что, дурак? Все ради чая, ради чая… С тортиком. А от сладкого жопа растет. Даже с утра. Главное, чтобы живот не вырос. От его сладкого.

21. "Подарочный апокалипсис"