1794

— Что, господа? Шокированы? — Она издала несколько странных звуков, отдаленно напоминающих смех. — Не забывайте, кто я… я жена Тихо Сетона, и уж поверьте, достойна этого высокого звания.

За этими словами опять последовала секвенция похожих на смех необычных звуков, которые, впрочем, можно было истолковать и по-другому. То ли смех, то ли всхлипывания.

Кардель, пока служанка вытирала хозяйке подбородок, пробовал заглянуть за полог, но мало что увидел. А Винге, не двинувшись с места, прокашлялся и спросил:

— А где ваш муж, фру Сетон?

— Мой муж… а вы видели его физиономию? Моя работа… Любимый мой Тихо Сетон… о, до него не так-то просто добраться, но, уж извините за выражение, на кривую манду и хер винтом. Нашла хорошую бритву и ждала, ждала… долго ждала, пока случай не представился. А теперь-то… смех разбирает… он… ох, умру… заставляет Густаву стирать его носовые платки… десятками… шелковые, между прочим, стирать надо с умом… А как не стирать — течет и течет. И будет течь… он то и дело языком пробует — а вдруг уже не течет? Вдруг зажило? Будто вчера было… Течет, течет… как не течь. Вот и радость мне: никуда ему не денься, слизывает, будто только что порезался. Вкус во рту… он на всю жизнь. Тихо меня не жалеет, а мне-то его что жалеть? И я его не жалею… но притворяюсь, конечно. Все вроде идет, как и быть должно. Муж и жена… хотя для него-то, думаю, померла я давным-давно.

— Он же уезжал куда-то… и вернулся совсем недавно? — спросил Винге, пытаясь связать воедино лихорадочный лепет.

— Любимый мой Тихо вернулся еще в прошлом году… как я его ждала… последний раз-то он уже в капкане был, но ушел, ушел… скрылся. Думаю, куда подальше. За моря, за океаны. А потом вернулся… и надо же — шахматы! Пара хитрых ходов, и ничья! Со всеми своими супостатами: ход, другой — и ничья! А с детским приютом попал в любимцы к гофмаршалу… еще в какие любимцы! Гофмаршал с важной рожей принимает поздравления, а Тихо дергает за ниточки. Никто, даже бывшие его компаньоны, не решаются его пальцем тронуть. Ну, положим, не то чтобы уж совсем… Эвмениды! — Она опять хихикнула. — Выжидают, наверное… как и я. Делают вид, что он их ублажил… Жертву принес. Ох уж эти бедняжки… этот несчастный малыш Тре Русур и его пригожая девчушка… невестушка.

Ни Винге, ни Кардель не издали ни звука, но женщина за пологом угадала их удивление.

— Он, знаете ли, ничего от меня не скрывает. Сказать по правде — в душе он все тот же мальчишка, ждет, когда же мамочка его похвалит. А теперь-то… женой я ему быть не могу, теперь, значит, в роли мамаши я. Надо же перед кем-то душу излить… А что вам сказать… меня радуют его успехи. Не то чтобы… нет, нет, не подумайте… но все же почему бы с ним не покончить? Провидение — провидением, но почему бы ему и не поспособствовать? Провидению, я имею в виду? Вас же именно провидение сюда привело? Провидение, провидение… как я и думала.

Молчание прервал Кардель.

— Мать убитой девочки велела мне задать вам несколько вопросов… ее дочь убили. Она считает, что виновник — ваш муж. Он, собственно, и не скрывает, но прямых доказательств…

Женщина за пологом визгливо засмеялась.

— Удивительное совпадение! Мать убитой девочки… Я ведь, знаете ли, тоже дочь. И у меня тоже была мать. Представьте: и у меня была мать… Какое счастье, что не дожила! Всего какие-то шесть лет ждала я в этой постели и все думала: а слуги-то закона? Не месяц, не год — шесть лет! И где они? Пусть меня допросят! Пусть не как жертву, хотя бы как свидетеля… а ведь я-то и есть жертва! Но полицейское управление… вы вроде бы его представляете, или как? Я вам не верю! Полиция его боится… чересчур уж у него могущественные подельники. Так что вы, думаю, на свой страх и риск.

Они переглянулись и промолчали. Не стали настаивать. Ни Винге, ни Кардель не очень соображали, о чем она говори! но одно было ясно: эта женщина понимала происходящее куда лучше, чем они. Ее монолог был настолько пропитан желчью и злорадством, что Кардель вздрогнул.

Из-за полога вдруг послышались тихие всхлипывания, похожие на горький детский плач, и по рукам опять побежали мурашки. Так продолжалось несколько мгновений. Потом женщина взяла себя в руки.