1794

— Не сказать, чтобы приятная штука. Паралич чувств. Засевший внутри неприятель, который ничего так не хочет, как рассорить тебя с твоими собственными мыслями. Вертит их так и эдак, пока они не покажутся тебе глупыми и неуместными. Я был очень неуверенным в себе ребенком, меня мучили кошмары. Никому не верил — в каждом видел врага, или еще хуже — затаившееся чудовище. Я, разумеется, повзрослел, но страх… Страх, знаете ли, как собственная тень — куда от нее денешься? Страх и одиночество… но мы-то с вами не одиноки! Нас двое в вашей канцелярии! И мы можем помочь друг другу…

Паллиндер потянулся за стоящим в источающей знакомый аромат лужице бокалом и опрокинул в один глоток, с такой жадностью, будто старался поскорее влить содержимое прямо в желудок, минуя глотку и пищевод. И сморщился с видимым облегчением.

— А вы, господин Винге? Все, что вы сказали… да… насчет помочь… Вы нравы — вино тоже лечит. Хорошо, но ненадолго.

— Я, к сожалению, не люблю спиртное.

— Вот тебе и на! А кто его любит? — И тут же опроверг свои слова: взял второй, предназначенный Винге, бокал и жадно — может, и вправду без особой любви, но именно жадно выпил и опять сморщился. Будто зуб заболел.

Взялся за позолоченную, а может, и золотую дужку оправы, снял очки и положил на стол.

— Могу я рассчитывать, что наш откровенный разговор останется между нами?

Эмиль кивнул. Наверное, в его жесте было что-то настолько убедительное, что Паллиндер несомненно поверил и налил себе еще полбокала. Каждый раз, когда он открывал пробку графина, по канцелярии веяло чем-то вроде перележавшей грушевой падалицы — знакомый, и не сказать, чтобы очень уж неприятный запах.

Паллиндер взял бокал, но пить не стал. Подошел к окну и посмотрел на улицу. Взгляд настолько пустой, что вряд ли он видел, что там происходит.

— Извините… — сказал он после длительной паузы. — Нелегко найти нужные слова. Знаете… никогда… короче, никогда в жизни я не выбирал буквы, если под рукой были цифры. Так что прошу прощения, если мои объяснения покажутся вам неуклюжими.

— Вы ведь заметили… по части риторики… Может, кто-то и имеет право кинуть в вас камень… но не я.

Паллиндер прокашлялся, оперся свободной рукой об оконную раму и заговорил — горячо и путанно.

— Вы же наверняка заметили, как меняется конъюнктура, причем не в лучшую сторону. Почва уходит из-под ног. Назовите хотя бы один цех, который не пострадал. И раз заметили, значит, понимаете, насколько я дорожу каждым клиентом. Мы имеем дело с так называемым наследственным контрактом: я веду дела отца, а если отец умирает, по традиции продолжаю помогать наследнику. Будьте уверены — приложил руку ко многим, очень многим документам, касающимся имущественного положения имения. Преемственность важна… вы должны понять: из поколения в поколение экономическое своеобразие крупных поместий делается весьма заметным, и другому потребуются годы, чтобы в этих особенностях разобраться… в другие времена я бы плюнул и отказался, но в наше время… Королевство будто само копает себе могилу, а король, посчитав, что могила уже достаточно глубока, подставляет грудь под пули. Что было и так плохо, делается еще хуже… стыдно сказать, но я и не мог отказаться, дело пахло разорением для меня самого. Но он… этот… он другой, о! Он совсем другой. Даже на благородном стволе бывают гнилые ветви. Если вы… начнете его прижимать, я не уверен, как он… Вы же в вашей нынешней диспозиции не можете видеть всю картину. Так что же это будет… не только мы, мы-то ладно, а другие… Вовсе уж незаслуженно. Они-то при чем?

Винге нахмурился.

— Высоко ценю ваше доверие, но, признаюсь… мне нелегко следить за ходом рассуждений.

Паллиндер рукавом вытер выступивший на лбу пот.

— Да, разумеется… я и сам слышу, как это нелепо звучит… само собой, я не требую признать мои мотивы основательными или благородными… но для общей же пользы, исключительно для общей… буду молиться, чтобы недремлющее око полиции обратилось на этот раз в другую сторону. Зажмурилось, что ли… — Паллиндер горько усмехнулся. — Разве у полиции дел мало? Разве нет в Стокгольме других преступлений?

— Вы тоже, господин Паллиндер… вы сказали, мы не можем видеть всю картину. Возможно… но позвольте мне с уверенностью утверждать, что и вы не видите всю картину. Если вы посмотрите моим глазами, думаю, вашей деловой деликатности будет нанесен серьезный урон. Совсем юная девушка зверски убита в брачной постели… кровь на люстре… как вам это понравится? Кровь на люстре… до люстры, позвольте напомнить, полторы сажени. Юноше просверлили череп, он заперт в доме умалишенных, в собственных испражнениях… думаю, мало кто имеет большие основание приветствовать скорейшую смерть. И кем бы ваш таинственный, если я правильно понял… ваш анонимный клиент ни был… если он невинен, разве не должны были эти страшные преступления вызвать интерес скорее у него, чем у нас с вами?

Паллиндер, волоча ноги, вернулся к столу.

— Возможно, вы правы, — сказал он, еле шевеля губами. — Этот клиент не из тех, кого бы я выбрал по доброй воле. Если бы не обстоятельства…