Читаем 1795 полностью

— Я у тебя кругом в долгу, но больше мне не к кому обратиться. Ночь предстоит тяжелая. Ты не мог бы со мной посидеть? Озноб уже начинается. Первый признак — боли во всем теле. Как только станет лучше, исчезну. Несколько дней — и ты обо мне забудешь.

В душе Ларса Свалы произошла короткая борьба между христианским долгом и инстинктом.

— Мне не кажется, что после нашего разговора мы можем остаться друзьями. Но раз уж…

Сетон изо всех сил постарался сдержать победительную усмешку; впрочем, мог бы и не стараться: шрам на щеке прекрасно камуфлировал мимические промахи.

— Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставивши его едва живым[16].

Ларс Свала невольно улыбнулся и продолжил:

— По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо[17]. В знании Евангелия тебе не откажешь. Ну, хорошо… в нашем случае священник мимо не пройдет.

Тихо с трудом преодолел отвращение к чужим прикосновениям и позволил взять себя под руку.

— Извини, Ларс… ты не мог бы покараулить за дверью. Не хочу огорчать тебя зрелищем моих судорог.

Свала кивнул. За много лет служения он выработал правило: больному надо во всем потакать, это способствует выздоровлению. Без слов взял табуретку и пошел к выходу.

— Никому не рассказывай, ладно?

— Само собой.

— Перед своим Богом клянешься?

— Да.

Сетон заперся и прислушался. Табуретка скрипнула под тяжестью тела пастора. Взял трех жучков, растер в пальцах, бросил в стакан с водой и, запрокинув голову, выпил.

12

Сначала ничего не почувствовал. Потом зашумело в ушах. Похоже на все усиливающийся, а потом и штормовой прибой. Комната качается, погружается в туман. Странный, пугающий звук, но все же успевает понять — этот звук издает он сам. Скрипит зубами. Обильный пот, тоже волнами, как будто тело выжимает невидимая прачка. Все тело изогнулось в протесте — какое право имеют эти дохлые изумрудно-зеленые жучки вторгаться в его sanctum sanctorium?

[18] Хуже и хуже… в темных углах тени сгущаются, приобретают грозные очертания то ли драконов, то ли медведей, от них отшатываются даже стены, нарушая привычное соотношение прямых углов и плоскостей. Чувство тревоги почти невыносимо, он не находит себе места. То бросается на пол, то снова вскакивает на койку, комкает одеяло. Внезапно слышит себя со стороны; выкрики, смех, дикий, почти волчий вой. Внезапно все стихает.

Вокруг молчаливая, пустая вселенная.

Голос из мрака. Вернее, стон. Бред, пытающийся любой ценой отстоять свою подлинность.

Где же он? Конечно же, Сакснес. Он еще мальчик. Оспенные язвы еще не зажили, он вытолкнут из водоворота озноба и бреда в мир, где отца уже нет. Идет по узкой, наспех протоптанной в снегу тропинке. По сторонам — оглушительная тишина, вымершие и выстуженные дома, дыма из труб не видно. Дома умерших и умирающих. Безлунная ночь. Небо черно, путь освещает только слабое голубоватое сияние снега, отражающего неуловимое простым глазом свечение Вселенной. Голос отца стих, и вместе с ним стихло и ушло в безмолвие слово Божье. Но он обязан делать то, что до последнего делал отец. Вода в бутыли, тряпка, чтобы охладить пылающий лоб, Библия и книга псалмов.

Каждый раз, когда оступается, колючие чешуйки наста умудряются пролезть в щель между носками и башмаками, быстро тают и превращаются в ледяную воду.

У стены дома он отряхивает снег с башмаков. В очаге тлеют еще не обратившиеся в золу угли, и ему удается зажечь найденную в кухне на ощупь лучину. Подносит лучину к свече в простом подсвечнике: латунная трубка с петлей для пальца укреплена на блюдце, куда стекает оплывающий воск.

Он идет на звук: влажный бессильный кашель, то и дело прерывающий судорожное, с мучительными стонами дыхание. В нос ударяет отвратительный запах.

Грубо сколоченная кровать с самодельным балдахином. Карис Юхан… он уже при смерти, лицо отечно до неузнаваемости, покрыто сочащимися сукровицей язвами.

Умирающий почувствовал: в комнате кто-то есть. Тихо еле увернулся от потянувшейся к нему руки.

Карис Юхан… огромный дядька с громоподобным голосом, от которого батраки на другом конце поля вжимали головы в плечи. От него ничего не осталось: горсть костей в слишком большом для них мешке. И еле слышный голос:

— Ульрика? Моя Ульрика… это ты?

Какой смысл отвечать умирающим? Они тут же забывают собственные вопросы и не понимают ответов. Жена Юхана уже вторую неделю в могиле, он при смерти. Перейдена граница, перед которой бессильно останавливаются и растворяются память и здравый смысл.

Тихо садится на табуретку и долго сидит, прислушиваясь к каждому вздоху. Время от времени кладет руку на грудь — бьется ли сердце. Он заходит к каждому умирающему, не пропускает ни одного, пытается уловить загадочную и пока непостижимую границу между жизнью и смертью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Бельман нуар

1793. История одного убийства
1793. История одного убийства

Лучший дебют 2017 по версии Шведской академии детективных писателей. Эта захватывающая, остроумная и невероятно красивая книга о темных временах жизни Стокгольма с лихо закрученным криминальным сюжетом и подробно описанным на основе исторических документов городским бытом XIII века прославила начинающего автора, потомка древнего дворянского рода Никласа Натт-о-Дага. Его книгу сравнивают с «Парфюмером» Патрика Зюскинда и романами Милорада Павича. «1793» стал бестселлером в Швеции, а через неделю после первой публикации — и во всем мире. Более лютой зимы, чем в 1793 году, в Стокгольме не бывало. Спустя четыре года после штурма Бастилии во Франции и более чем через год после смерти короля Густава III в Швеции паранойя и заговоры населяют улицы города. Животный ужас, растворенный в воздухе, закрадывается в каждый грязный закоулок, когда в воде находят обезображенное тело, а расследование вскрывает самые жуткие подробности потаенной жизни шведской элиты.

Никлас Натт-о-Даг

Исторический детектив

Похожие книги

Развод и девичья фамилия
Развод и девичья фамилия

Прошло больше года, как Кира разошлась с мужем Сергеем. Пятнадцать лет назад, когда их любовь горела, как подожженный бикфордов шнур, немыслимо было представить, что эти двое могут развестись. Их сын Тим до сих пор не смирился и мечтает их помирить. И вот случай представился, ужасный случай! На лестничной клетке перед квартирой Киры кто-то застрелил ее шефа, главного редактора журнала "Старая площадь". Кира была его замом. Шеф шел к ней поговорить о чем-то секретном и важном… Милиция, похоже, заподозрила в убийстве Киру, а ее сын вызвал на подмогу отца. Сергей примчался немедленно. И он обязательно сделает все, чтобы уберечь от беды пусть и бывшую, но все еще любимую жену…

Елизавета Соболянская , Натаэль Зика , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Самиздат, сетевая литература / Прочие Детективы / Романы / Детективы
Поиграем?
Поиграем?

— Вы манипулятор. Провокатор. Дрессировщик. Только знаете что, я вам не собака.— Конечно, нет. Собаки более обучаемы, — спокойно бросает Зорин.— Какой же вы все-таки, — от злости сжимаю кулаки.— Какой еще, Женя? Не бойся, скажи. Я тебя за это не уволю и это никак не скажется на твоей практике и учебе.— Мерзкий. Гадкий. Отвратительный. Паскудный. Козел, одним словом, — с удовольствием выпалила я.— Козел выбивается из списка прилагательных, но я зачту. А знаешь, что самое интересное? Ты реально так обо мне думаешь, — шепчет мне на ухо.— И? Что в этом интересного?— То, что при всем при этом, я тебе нравлюсь как мужчина.#студентка и преподаватель#девственница#от ненависти до любви#властный герой#разница в возрасте

Александра Пивоварова , Альбина Савицкая , Ксения Корнилова , Марина Анатольевна Кистяева , Наталья Юнина , Ольга Рублевская

Детективы / Современные любовные романы / Эротическая литература / Самиздат, сетевая литература / ЛитРПГ / Прочие Детективы / Романы / Эро литература