1795

Для второго акта выбрал оливковую рощу: искривленные, узловатые стволы. Но больше всего Тихо беспокоили зеркала. Разумеется, все происходящее должно быть, насколько возможно, видно всем присутствующим. Не так-то просто взять напрокат огромные зеркала, еще труднее — поставить их в нужных местах и под правильным углом. Каждое из таких зеркал стоит целое состояние, и обращаться с ними нужно очень осторожно.

С нарастающим возбуждением Тихо Сетон в сотый раз идет по проходу в партере, где нет сидячих мест. Поднимает голову: три ряда балконов карабкаются к потолку, каждый украшен резными гирляндами, соединяющими золотые и белоснежные лиры на небесно-голубом фоне. В каждой детали чувствуется новизна. Краски и сусальное золото сверкают так, будто их положили вчера. Даже в таких местах, где только самые усердные слуги дают себе труд вытереть пыль. Сажа от сотен сальных свечей еще не успела закоптить потолок. Даже пахнет свежо: опилками, краской, в ложах — духами и ароматическими солями. Вряд ли эти запахи продержатся еще хотя бы пару лет; все перекроет запах человеческой конюшни, пота и немытых тел, стиснутых в партере так, что еще чуть-чуть — и выстроилась бы очередь желающих сдать билет и получить деньги обратно. Но до этого еще далеко, к тому же Тихо Сетон вовсе не планирует повторный визит. В последний раз прокручивает в голове весь план — как будто бы ничего не упущено. От пролога до финала. Что должен делать он сам, что должны делать другие участники. Они собрались за сценой, ждут с нетерпением возможности уйти домой, но он не отпускает их, прежде чем не получит правильный и быстрый ответ на все вопросы. В таком деле мелочей не бывает. Что-то пойдет не так — и тщательно выстроенная конструкция рассыпается.

И вот он остается один.

Покрутил головой, постарался забыть сосущее чувство тревоги. Вышел на авансцену — еще раз прорепетировать финал. В финале очень важен последний поклон. Он отставил ногу и поклонился — искренне и сердечно, прижав руку к сердцу. Еще раз. И еще. Он уже слышит гром аплодисментов. Поклонился еще раз — так низко, что даже из первого ряда никто не заметил бы издевательскую усмешку.

18

Начали собираться братья по ордену. Люди в масках в полночный час — не редкость, их довольно часто можно видеть вокруг городских театров и дворцов. Маскарады снова в моде. Короткий период растерянности после выстрела в опере миновал. Можно спокойно надеть маску и домино без опасений, что тебя сочтут якобинцем. Город вернулся к прежней жизни. Что может быть лучше маскарада? Только под защитой маски свободно и легко. Знать, что рука, которую ты поглаживаешь в менуэте, может принадлежать кому угодно, что ты сам — не ты, а кто-то другой. Анонимность придает такую смелость и уверенность, о какой без маски даже мечтать не приходится. Робкие становятся смельчаками, скромных обуревают страсти, молчаливые сочиняют мадригалы. И при этом все знают: обтянутая шелком картонная маска с прорезями для глаз не может сделать тебя вовсе неузнаваемым. Город невелик, все друг с другом знакомы, и быть неузнанным куда труднее, чем притвориться — сделать вид, что не узнаешь ты и не узнают тебя. Графиня меняется одеянием с компаньонкой, граф примеряет мундир капрала, сын богатого буржуа щеголяет в костюме Арлекина — и хоп! — пускаются в приключения, которые записаны в Книге судеб совсем других людей. Поцелуи, объятия за гобеленовой ширмой, друг или подруга на одну ночь. Красавица может быть бедна, как церковная крыса, но если ты урод — будь любезен быть богатым, как Крез.

Братья по ордену к этой категории не относятся. Они прекрасно узнают друг друга, а маски — скорее обычай. За долгие годы, как и любой обычай, он оброс множеством неписаных правил. Например, нельзя дважды появиться в одной и той же маске, каждый раз шьется новая. Мартышки, козлы, рыцари, чумные лекари. Кое-кто держится особняком. Другие пришли небольшими группами — прямо с вечеринки во флигеле дворца, где пережидали жару, попивая прохладительные напитки и гадая, чем собирается удивить их Тихо Сетон. Разумеется, никто не гуляет по городским переулкам в маскарадных костюмах — переодеваются в Королевском саду. Самшитовые кусты разрослись необычайно и потеряли свою правильную геометрическую форму, за ними легко спрятаться. Ничего удивительного: за все лето к ним ни разу не прикоснулись ножницы садовника; экономят и на этом.

В Воксхаллене[21] продолжается вечеринка. Гостей, судя по всему, немного, почти все уже разошлись. Скрипача уговорили играть соло без аккомпанемента. Уговоры наверняка подкрепили изрядной дозой перегонного. Неписаный и никем не разгаданный закон: чем пьянее музыкант, тем охотнее выбирает он минор.