1812 год в жизни А. С. Пушкина

Эта эпиграмма написана в связи с подавлением восстания в военных поселениях Чугуева в июле 1819 года. Расправой над бунтовщиками руководил «преданный без лести». Что касается Занда, это был немецкий студент, заколовший агента Священного союза А. Коцебу, и Пушкин воспел его:

О юный праведник, избранник роковой,О Занд, твой век угас на плахе;Но добродетели святойОстался глас в казнённом прахе.В твоей Германии ты вечной тенью стал,Грозя бедой преступной силе…

Кинжал в воображении поэта стал символом правосудия и возмездия, направленного против владык народов, попирающих их священное право на независимость:

Свободы тайный страж, карающий кинжал,Последний судия позора и обиды.Где Зевса гром молчит, где дремлет меч закона,Свершитель ты проклятий и надежд…Как адский луч, как молния богов,Немое лезвие злодею в очи блещет,И, озираясь, он трепещет,Среди своих пиров.

Следующая строфа, посвящённая гибели Ю. Цезаря, недвусмысленно показывает, что под понятием «злодей» Пушкин имел ввиду царствующих особ, перед которыми бессильны закон и право. Поэтому единственной формой защиты от деспотизма и произвола земных владык является кинжал — оружие мщения, благословляемое Немезидой.

Занятый постоянными разъездами по Европе (на конгрессы Священного союза) царь передоверил все вопросы, связанные с Россией, Аракчееву, взявшему курс на подавление народных волнений и инакомыслие, которые рождались отнюдь не на пустом месте. Вот какой видел Россию двадцатилетний поэт:

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,Здесь рабство тощее влачится по браздамНеумолимого владельца.Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,Надежд и склонностей в душе питать не смея,Здесь девы юные цветут

Для прихоти бесчувственной злодея(«Деревня»).

Аракчеев ужесточал политический режим в России, а Александр I либеральничал в Европе. На конгрессе Священного союза, проходившем в Ахене (Вестфалия), он предложил освободить Францию от оккупации союзными войсками, а английскому генералу Веллингтону пожаловал ранг фельдмаршала Российской империи.

«Озаботился» Александр и судьбой Наполеона, медленно умерщвляемого англичанами на острове Святой Елены. По его инициативе главные участники конгресса договорились не изменять условий, в которых содержался «пленник Европы».

Условия эти для гения мысли и действия были нетерпимы. Для натуры мирового масштаба, колоссальной энергии и неисчерпаемых возможностей находиться под неусыпным надзором полка солдат и военной флотилии, без права свободного передвижения по острову было смерти подобно. Писатель Д. С. Мережковский называл Лоу, губернатора острова, «коршуном, терзающим печень титана». А историк А. К. Дживелегов писал о коронованном узнике: «Ему Европа была мала, а он был брошен на крошечную скалу, заблудившуюся в океане».

О переводе Наполеона в другое место изгнания, с более благоприятными климатическими условиями и режимом содержания, хлопотали многие — от Летиции, матери императора, до папы римского Пия VII. Всё было тщетно.

…15(27) марта 1818 года царь был на открытии сейма варшавского герцогства. В тронной речи он объявил о своём намерении ограничить абсолютистскую власть в России.

— Обычаи, уже существующие в вашей стране, — заявил он полякам, — дают мне возможность немедленно ввести Конституцию, которую я вам даровал. Таким образом, вы снабдили меня средством дать моей стране то, что я давно для неё готовлю и что пойдёт ей во благо, как только вызреет это важное дело.

Передовая молодёжь России восприняла намерение Александра I с надеждой и изумлением. Многие вообразили, что царь не замедлит исполнить своё обещание. Более опытные и зрелые мужи посмеивались; Н. М. Карамзин писал 29 апреля И. И. Дмитриеву: «Варшавские новости сильно действуют на умы. Варшавские речи сильно отозвались в молодых сердцах. Спят и видят Конституцию. Судят, рядят, начинают и писать. Иное уже вышло, иное готовится. И смешно, и жалко».

Не поверил благим намерениям императора и Пушкин, высмеяв их в ноэле[12] «Сказки»:

Ура! В Россию скачетКочующий деспот.Спаситель горько плачет,За ним и весь народ.

Как говорится, поэт сразу берёт быка за рога: хорош царь, от известия о возвращении которого плачет ребёнок, которому предназначено стать Христом. Мать успокаивает его, а монарх тем временем вещает: