1888

Миссис Дю Пьен оробела, казалось, даже перестала дышать. Ее лицо мученически искривилось, ноги подкосились, она чуть не потеряла сознание, едва мы с Эдмундом успели ее поймать и усадить на ближайший стул.

Порывисто вдыхая полной грудью, она силилась что-то сказать, но душевное потрясение так сильно сжало ей горло, что голос женщины оставался только на губах.

Врач вдруг побелела и упала в обморок. Ее руки, ноги и тело сделались мягкими, и она медленно начала сползать со стула на пол.

Мажордом принес одеколон, которым мы потерли ей голову и виски, а затем дали понюхать соли из склянки. Манипуляции пришлось повторять несколько раз, потому что миссис Дю Пьен, считающая себя виновной в смерти Роберта и в состоянии Эбигейл, то возвращалась в чувства, то снова закатывала глаза и теряла сознание.

– Дочь Бенедикта постоянно разговаривала с Анной и накануне дописывала ваш портрет, мистер Брандт. Она хотела поехать с ним на выставку. Несколько дней спустя Эбигейл не вернулась домой, – сказал Эдмунд, смачивая тряпку одеколоном. – Я интересовался у миссис Гамильтон, не известна ли ей причина такого опрометчивого поступка ее сестры.

– Каков был ответ?

– Кто-то сказал дочери Бенедикта, что вы умерли, – ответил мажордом и приоткрыл входную дверь, чтобы в коридоре стало побольше свежего воздуха. – Она очень переживала и не находила себе места с того дня, когда вас избили и отправили в Бедлам.

– Где сейчас находится портрет?

– Стоит за шкафом в комнате Кэтрин.

– Миссис Гамильтон в доме? – спросил я, обмахивая врача тряпкой.

– Нет. Племянница Бенедикта еще днем уехала в Уайтчепел, искать новый паб для труппы. Скоро должна вернуться. Интересно, за что бог возненавидел это место и эту семью?

– Бог ненавидит всех одинаково, – прошептал я, поднимаясь с колен. – Пришла пора заканчивать расследование. Оно порядком затянулось и забрало с собой много непричастных людей. Кэтрин у себя?

– Да. Она почти не ходит и целыми днями лежит в постели, сильно кашляя.

Я попросил Эдмунда приглядеть за Клаудией, а сам отправился на второй этаж прямиком в спальню к миссис Мур.

Положив вокруг себя множество подушек, женщина с горящим неестественным румянцем на щеках мирно дремала, дыша через чуть приоткрытые бледные губы, а потускневшие, но все еще пышные и роскошные волосы наконец-то были распущены и волнами лежали на ее плечах. Рядом на прикроватной тумбочке находились скомканные салфетки, пропитанные мокротой и алой кровью.

Я встал около входа, закрыв за собой дверь.

Кэтрин медленно подняла тяжелые веки, оставив их в полуоткрытом состоянии, осмотрела меня беспомощным взглядом и слабо улыбнулась.

– Туберкулез? – риторически спросил я. – Скоротечно он вас подточил, миссис Мур. Как ваше самочувствие?

Женщина усмехнулась над моим вопросом и попыталась убрать волосы в пучок, но обессиленное тело не позволило ей этого сделать. Ее правое плечо, пораженное туберкулезом, было резко опущено вниз и сильно уродовало фигуру.

– Итан, мальчик мой, как же я рада видеть вас живым, – прохрипела Кэтрин почти беззвучным голосом. – Многих обманули. Семейная жизнь – это беспросветная кабала, а не счастье. Бенедикт прожил свое, а мне пожить своей жизнью так и не дал. Никому не дал. Посмотрите, во что я превратилась – немощная, больная, глупая старуха. Дочь бросилась под поезд, кому я теперь передам свой бизнес?..

Миссис Мур в приступе бреда говорила скоро, порывисто и еще черт знает о чем. Сознание женщины прояснилось чуть позже, когда я подал ей графин с водой, и она выпила лекарства.

– Если бы вы не посещали паб мистера Баррингтона, то, возможно, не подхватили бы туберкулез.

– О, Дэвид. Славный мужчина, показавший мне неподдельные эмоции и заставивший желать жить, оберегая себя, а не всех вокруг, – говорила она, но ее речь прерывалась лающим кашлем. – Я полагаю, вы пришли за картиной Эбигейл? Можете забрать. Хорошо, что наше расставание с дочерью не будет долгим.

Я вынул из-за шкафа холст с портретом, поражаясь тому, как девушка исключительно по памяти смогла так точно изобразить меня.

– Это этюд, – сказал я, перевернув холст. – Где полноценная картина?

– Это она.

– На обратной стороне написано, что это этюд.

– Тогда я не знаю. Эбигейл собиралась поехать на выставку вопреки нашим запретам. На рельсах портрета не было.

Я сильно сжал холст и задумался. Напечатанное слово «этюд» двоилось на бумажке, приклеенной к обратной стороне.

– Мы похоронили дочь рядом с Робертом, – сказала миссис Мур, – когда у вас будет свободное время, сходите к ней.

– Кэтрин, почему вы не давали врачам себя обследовать?

– Мистер Брандт, я сама врач, и как только у меня появились интенсивные боли, поднялась температура, нога стала отекать и обнаружилась хромота, стало понятно, что это начавшийся туберкулез. Я никому не разрешала осматривать себя и изредка посещала мисс Дю Пьен, которая давала мне лекарства, чтобы уменьшить боль.

– Вы не сказали, почему пытались скрыть болезнь.