Легальный марксист кадет Струве писал (1905 г.): «Понятие социальной революции как теоретическое понятие не только лишено значения и бесцельно, но прямо-таки ложно. Если “социальная революция” должна означать полный переворот социального порядка, то она не может быть в наше время иначе, как в форме продолжительного непрерывного процесса социальных преобразований». Такие рассуждения воспринимались как демагогия.85
М.И. Туган-Барановский, легальный марксист, экономист и кадет, сразу после Февраля 1917 года заявил, что эта революция является не только политической, что доказывали либеральные политики, но и социальной. Это было очевидно!Кадеты оценивали Февральскую революцию только как
Уже 3 марта 1917 г. Валерий Брюсов написал стихотворение «В мартовские дни». Там сказано:
Подавляющее большинство населения ждало, что революция наконец-то разрешит «веков упорный спор», от раздора невмоготу. Для этого требовался общественный договор — о
В.М. Чернов в своих воспоминаниях позже пишет о кадетах, меньшевиках и эсерах, собравшихся в коалиционном Временном правительстве: «Над всеми над ними тяготела, часто обеспложивая их работу, одна старая и, на мой взгляд, устаревшая догма. Она гласила, что русская революция обречена быть революцией чисто буржуазной и что всякая попытка выйти за эти естественные и неизбежные рамки будет вредной авантюрой… Соглашались на все, только бы не переобременить плеч трудовой социалистической демократии противоестественной ответственностью за власть, которой догма велит оставаться чужой, буржуазной».
С.В. Тютюкин писал так: «Идеалом кадетской интеллигенции была западная демократия и сублимированный, облагороженный, по выражению Ленина, буржуазный строй, очищенный от всех пережитков средневековья и превосходящий своей свободой и правопорядком самые смелые мечты русских капиталистов. В итоге своеобразной визитной карточкой кадетов стал интегральный европеизм и ориентация на западную политическую культуру».
Такой евроцентризм заведомо привел проект Февральской революции к фундаментальным провалам, ее вожди опирались на опыт буржуазных европейских революций, в то время как массивные общности российского населения имели ряд мировоззренческих представлений принципиально отличных от европейских, картины мира Запада и России быстро расходились после раскола христианства на православие и католицизм, и еще быстрее, после Реформации. Прогноз вождей Февраля ход политического процесса был ошибочным по ряду главных пунктов. Первый пункт — поразительное непонимание рациональности, ценностей и образа будущего подавляющего большинства населения России и, прежде всего, русского народа — конкретно, в первой трети ХХ века.
В частности, Временное правительство ошибалось в представлении отношений населения с новой властью. Ближайший соратник Керенского и очень влиятельный деятель революции В.Б. Станкевич писал (1920 г., Берлин) о Феврале: «Масса… вообще никем не руководится, она живет своими законами и ощущениями, которые не укладываются ни в одну идеологию, ни в одну организацию, которые вообще против всякой идеологии и организации…
С каким лозунгом вышли солдаты? Они шли, повинуясь какому-то тайному голосу, и с видимом равнодушием и холодностью позволили потом навешивать на себя всевозможные лозунги… Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений. Неизвестное, таинственное и иррациональное, коренящееся в скованном виде в народных глубинах, вдруг засверкало штыками, загремело выстрелами, заволновалось серыми толпами на улицах».86
А с самого начала во Временном правительстве сложился тандем: кадеты-интеллектуалы были носителями идеалов западной демократии и буржуазного строя, а предприниматели были люди дела и действия, причем они дистанцировались от прежнего поколения русских предпринимателей. Они отвергали устаревшую монархию и патерналистские отношения «хозяина» и «работника».