1917, или Дни отчаяния

– Похвальная самоотверженность! – кивает Керенский. – Но меня больше интересует ваше мнение как члена военно-промышленного комитета… Кстати, Михаил Иванович! Почему вы до сих пор не вошли ни в одну из партий? Я уверен, что любая фракция приняла бы вас с большим удовольствием!

– Мне кажется, – говорит Терещенко, – что это излишне. Служить Отечеству, не будучи зависимым от партийных решений, куда удобнее, да и правильнее…

Керенский с Гучковым переглядываются с улыбкой.

– Для того, чтобы провести в жизнь ваши предложения, – произносит с ухмылкой Керенский, – мало быть меценатом и промышленником. Нужен политический вес. А политический вес, дорогой Михаил Иванович, придают не идеи, а членство в многочисленной и влиятельной партии. Вы сами в этом убедитесь, обещаю, в самое ближайшее время…

Апрель 1915 года. Париж. Набережная Ситэ

По набережной неторопливо идут Терещенко и Луи Ротшильд. За ними катится огромный черный «роллс-ройс».

– Упор будет сделан на подрывную работу, – объясняет Ротшильд. – Вас будут ослаблять изнутри, пока внутренние проблемы не выведут Россию из игры надолго, если не навсегда – это весьма эффективно, поверь, Мишель. Ваши законы чрезмерно гуманны по отношению к дезертирам и агитаторам, и на это будет основной расчет немцев. Они уже сегодня ищут возможность внедрить этот план в действие.

– Ты говоришь о массовом дезертирстве?

– Я говорю о революции, на которую делают ставку в немецком Генштабе. Тебе ничего не говорит имя Александр Львович Парвус?

– Нет.

– Он известен также под фамилией Гельфанд. Гельфанд Израиль Лазаревич?

– Аналогично.

– А, между тем, именно Гельфанд сейчас в фаворе у Людендорфа, Мишель. С Россией не обязательно сражаться на фронте, ее проще одолеть изнутри. Это прекрасно понимают немцы и некоторые влиятельные круги, заинтересованные в выходе России из договора. И денег на это не пожалеют.

Они останавливаются у парапета, разглядывая баржу, проплывающую по Сене.

– Мне воспринимать твои слова как предупреждение? – спрашивает Терещенко.

– Возможно. Я не настолько хорошо понимаю происходящее в России, чтобы кричать «Волки!», но хочу услышать от тебя, друг мой… Это предупреждение?

– Возможно, – отвечает Терещенко, чуть поразмыслив.

– Дума работоспособна? Она контролирует ситуацию?

– Не уверен.

– Есть фракция, которая может взять на себя ответственность за решения?

– Единолично? – Терещенко улыбается. – Конечно же, нет! Эсеры, кадеты, трудовики, почвенники, эсдеки… Легче найти общий язык с дикими племенами, чем им между собой! Нет, Луи… Они не договорятся.

– Не удивляюсь, – пожимает плечами Ротшильд. – Самодержавие и незрелый парламентаризм – весьма опасное для государства сочетание. Отнесись к моим словам серьезно, Мишель. Постарайся, чтобы их услышал не только ты. Парвус – международный авантюрист. Но он еще и профессиональный революционер, хотя, как известно, одно другому не мешает. Написал несколько теоретических работ, участвовал в выпуске газеты «Искра». Переехал на Балканы, писал для финансовых обозрений, писал остро, невзирая на лица, был замечен, сотрудничал с турецкими финансистами, дал несколько дельных советов и прослыл весьма компетентным консультантом. Получал за это неплохие деньги, но основное состояние сделал на торговле оружием во время Балканской войны. Сотрудничал даже с заводами Круппа, хотя его несколько раз высылали из Германии и там выписан ордер на его арест. В январе этого года посетил немецкое посольство в Стамбуле, имел личную встречу с Гансом фон Вагенгеймом. Вы, кажется, с ним знакомы?

– Имел честь…

– Ну так вот… По моей информации, Парвус договорился с немецкой стороной о финансировании революции в России и получил не только политическую поддержку, но еще и немаленькие деньги. До того Парвус прощупывал почву в среде эмигрантов, искал тех, на кого сможет опереться при исполнении плана.

– Интригуешь?

– Излагаю. Фамилия Ульянов тебе знакома? Он подписывает статьи псевдонимом Ленин. Работал в «Искре», известен в революционных кругах. С 1905 года живет в Европе. Склочный характер, со всеми ссорится, груб, не стесняется в выражениях. Властный. Родной брат народовольца Александра Ульянова, повешенного за попытку цареубийства. В России его фактически не знают…

– Я с ним знаком, – говорит Терещенко. – Ехали как-то в одном купе, совершенно случайно. Крайне неприятный тип. По риторике – людоед с юридическим образованием…

– Вот даже как? – сдержанно удивляется Ротшильд. – Я думал, что ты о нем и не слышал никогда… Но… Мир тесен. Ульянов – эта та фигура, на которую Парвус собирается опереться в России.

– Странный выбор, – замечает Терещенко, закуривая.