1984

Цели их этих групп абсолютно несовместимы.

Цель Высших – оставаться там, где они есть. Цель Средних – поменяться местами с высшими. Цель Низших (если она у них вообще имеется, поскольку Низшие всегда слишком задавлены тяжким трудом и редко обращают внимание на то, что лежит за пределами повседневной жизни) – уничтожить все различия и создать общество, в котором все люди равны. Таким образом, на протяжении всей истории человечества идет борьба, в общих чертах повторяющаяся снова и снова. В течение долгого времени Высшим вроде бы удается надежно удерживать власть, но рано или поздно наступает момент, когда они теряют или веру в себя, или способность управлять эффективно, или и то и другое сразу. Тогда их свергают Средние, которые привлекают на свою сторону Низших, придав этому вид борьбы за свободу и справедливость. Достигнув цели, Средние вновь обращают Низших в рабов, а сами становятся высшими. Вскоре новые Средние отделяются от одной из двух групп или от обеих, и все начинается сызнова. Из всех трех групп лишь Низшие никогда не преуспевают в достижении своих целей, даже временно. Вряд ли будет преувеличением сказать, что на протяжении всей истории человечества не произошло никаких изменений в материальном плане. Даже сейчас, в период упадка, среднестатистический человек живет гораздо лучше, чем несколько веков назад, однако ни рост благосостояния, ни смягчение нравов, ни реформы, ни революции ни на йоту не приблизили человеческое равенство. Для Низших любые исторические перемены заключаются одной только сменой имен их хозяев.

К концу девятнадцатого века повторяемость данной модели стала очевидна для многих наблюдателей. Появились целые школы мыслителей, которые понимали историю как циклический процесс и утверждали, что неравенство есть непреложный закон природы. Разумеется, у этой доктрины всегда хватало последователей, но ныне она претерпела значительные изменения. В прошлом иерархическая структура общества определялась исключительно Высшими. Доктрину проповедовали короли и аристократы, священники, правоведы и иные им подобные паразиты, ее суровость смягчалась обещаниями компенсации в загробной жизни. В ходе борьбы за власть Средние всегда прибегали к идеям свободы, справедливости и братства. Теперь же концепция общечеловеческого братства стала подвергаться нападкам со стороны тех, кто еще не занял ключевые посты, но рвался к ним на всех парах. В прошлом Средние устраивали революции под лозунгом равенства и устанавливали новую тиранию, едва свергнув старую. Новые Средние, по сути, провозгласили свою тиранию заранее. Возникший в начале девятнадцатого века социализм стал последним звеном в цепи идей, восходивших к восстаниям рабов времен античности, а потому по-прежнему испытывал сильное влияние утопизма прошлых эпох. Однако с начала двадцатого века его разновидности все более открыто порывали с принципами свободы и равенства. Появившиеся в середине века новые движения: ангсоц в Океании, необольшевизм в Евразии и так называемый культ смерти в Востазии – осознанно ставили своей целью увековечить несвободу и неравенство. Разумеется, новые движения выросли из старых и сохраняли некую видимость преемственности как в плане названия, так и в плане идеологии, но их истинной целью было затормозить прогресс и остановить ход истории. Маятник должен был качнуться еще раз и остановиться. Как обычно, Высших сбросили бы Средние, которые затем сами стали бы Высшими, только теперь благодаря осознанной стратегии они смогли бы сохранить свое положение уже навсегда.

Отчасти новые доктрины возникли в результате накопления исторических знаний и роста исторического мышления, которое сформировалось лишь в конце девятнадцатого века. Цикличность истории стала понятной (или казалась таковой), значит, на нее можно влиять. Главная же подоплека заключалась в ином: уже в самом начале двадцатого века всеобщее равенство сделалось технически возможным. Разумеется, люди по-прежнему различались по способностям и разделение функций ставило бы одних в более выгодное положение, нежели других, зато необходимость в различиях классов или уровней благосостояния отпала. В прежние времена классовые различия были не только неизбежны, но и желательны: неравенство являлось платой за цивилизацию. С развитием машинного производства ситуация изменилась. Хотя людям и приходилось заниматься разными видами деятельности, они вполне могли стоять на равных социальных или экономических уровнях. Таким образом, с точки зрения новых групп, собиравшихся захватить власть, человеческое равенство из идеала, к которому следует стремиться, превратилось в угрозу, которую следует предотвратить. В древности, когда построить справедливое и мирное общество было фактически невозможно, верилось в него легко. Идея земного рая, где люди живут как братья, без законов и тяжкого труда, преследовала человечество тысячи лет. И эта фантазия оказывала определенное влияние даже на тех, кто от исторических перемен только выигрывал. Наследники французской, английской и американской революций отчасти и сами верили в свои пустые слова о правах человека, свободе слова, равенстве перед законом и в какой-то мере даже руководствовались ими. Однако к сороковым годам двадцатого века все основные течения политической мысли сделались авторитарными. Идея земного рая была развенчана как раз тогда, когда стала вполне достижимой. Каждая новая политическая теория, как бы она себя ни именовала, снова призывала к иерархии и общественной регламентации. В свете всеобщего ужесточения взглядов, произошедшего к 1930 году, старые методы, позабытые сотни лет назад (помещение в тюрьму без суда и следствия, использование военнопленных в качестве рабов, публичные казни, выбивание признаний под пытками, взятие заложников, насильственное переселение народов) не только получили широкое применение, но и нашли своих защитников и даже сторонников среди тех, кто считал себя людьми просвещенными и прогрессивными.

Лишь спустя десять лет гражданских войн, революций и контрреволюций ангсоц и соперничавшие с ним доктрины полностью сформировались как законченные политические теории. Их предвестниками стали различные системы, которые обычно называют тоталитарными, и родившиеся из всеобщего хаоса основные правила мироустройства, очевидность которых уже давно никто не подвергал сомнению, как и то, кому предстоит этим новым миром управлять. Новая аристократия состояла по большей части из чиновников, ученых, инженерно-технического персонала, профсоюзных деятелей, спецов по связям с общественностью, социологов, учителей, журналистов и профессиональных политиков. Этих выходцев из госслужащих среднего класса и верхнего слоя рабочего класса сформировал и свел воедино стерильный мир монополистической промышленности и централизованного правительства. По сравнению со своими предшественниками они были менее алчными и не так сильно любили роскошь, зато им больше хотелось власти, и что самое главное, они прекрасно понимали, что делают, стремясь сокрушить оппозицию. Последнее отличие оказалось ключевым. По сравнению с нынешними режимами все диктатуры прошлого кажутся малодушными и неэффективными. Правящие группы всегда были в той или иной мере заражены либеральными идеями, на многие проблемы смотрели сквозь пальцы, действовали лишь в случае открытого неповиновения и не интересовались тем, о чем думают подданные. По современным меркам даже средневековая католическая церковь считается терпимой. Отчасти это обусловлено тем, что в прошлом правительство не имело возможности держать граждан под постоянным наблюдением. Впрочем, с изобретением книгопечатания манипулировать общественным мнением стало проще, а кино и радио стали пособниками дальнейшего развития этого процесса. Совершенствование телевидения, создание оборудования, способного одновременно получать и передавать сигналы, прикончили частную жизнь. За любым гражданином или по крайней мере за любым гражданином, заслуживающим внимания, стало возможно вести круглосуточное наблюдение и одновременно пичкать его официальной пропагандой, перекрыв все другие каналы поступления информации. Так впервые реальным стало не только достичь полного подчинения населения воле государства, но и добиться полного единодушия по всем вопросам.

После революционного периода пятидесятых и шестидесятых годов общество, как всегда, разделилось на Высших, Средних и Низших. Однако новые Высшие в отличие от своих предшественников действовали отнюдь не по наитию, они прекрасно знали, как им удержать свои позиции. Давно признано, что единственное надежное основание для олигархии – это коллективизм. Богатство и привилегии легче всего защищать, если ими владеют совместно. Так называемое «уничтожение частной собственности», случившееся в середине века, по сути, означало сосредоточение собственности в руках более узкого круга лиц, только теперь новыми владельцами стала группа, а не масса индивидов. Порознь ни один член Партии не владеет ничем, кроме личных вещей. Сообща Партия владеет в Океании всем, потому что контролирует все и вся и распоряжается продукцией по своему усмотрению. После Революции ей удалось занять эту господствующую позицию почти без сопротивления, потому что процесс прошел под видом коллективизации. Всегда считалось, что за экспроприацией собственности у капиталистов неизбежно наступит социализм, и капиталистов лишили собственности. У них забрали все: заводы, шахты, землю, дома, транспорт, – и поскольку все это теперь перестало быть частной собственностью, то якобы перешло в разряд собственности общественной. Ангсоц, выросший из социалистического движения и усвоивший его риторику, осуществил главный пункт программы социалистов с результатом, который предвидел и к которому стремился: закрепить экономическое неравенство навсегда.

Впрочем, проблемы сохранения иерархического общества этим не исчерпываются. Существуют лишь четыре причины, по которым правящая группа лишается власти. Либо государство завоевывают извне, либо управление становится неэффективным и массы поднимают мятеж, либо формируется сильная и недовольная своим положением группа Средних, либо верхушка теряет уверенность в себе и желание править. Эти причины не возникают по отдельности, обычно в той или иной мере наличествуют все четыре. Правящий класс, способный себя от них оградить, останется у власти навеки. По сути дела, определяющим фактором является психологический настрой самого правящего класса.

После середины нынешнего столетия первая опасность фактически исчезла. Каждая из трех сверхдержав, на которые разделился мир, по сути, непобедима и может утратить свою мощь лишь благодаря череде медленных демографических изменений, кои правительство с широкими полномочиями легко предотвратит. Вторая опасность также чисто теоретическая. Массы никогда не восстают сами по себе, тем более из-за того, что их угнетают. Пока не с чем сравнивать, они даже не понимают, что угнетены. В регулярных экономических кризисах прошлого не было никакой необходимости, и ныне их не допускают. Другие потрясения, не менее крупные, случаются и не имеют никаких политических последствий, поскольку выражать недовольство массам не позволяют. Что же касается проблемы перепроизводства, зревшей начиная с перехода от ручного труда к машинному, то она решается с помощью непрерывной войны (см. главу 3), которая также способствует поднятию общественного морального духа до необходимого уровня. Следовательно, с точки зрения нынешних правителей остаются лишь две опасности: формирование новой группы одаренных, недостаточно загруженных и жадных до власти людей и рост либерализма и нигилизма в их рядах. То есть проблема, так сказать, учебно-воспитательная. Она решается постепенной перековкой сознания правящей группы и большой группы исполнителей сразу под ней. На сознание широких масс достаточно воздействовать лишь в негативном ключе.

Исходя из этого, можно вывести общую структуру общества Океании, если кто с ней еще не знаком. На вершине пирамиды находится Большой Брат – непогрешимый и всемогущий. Любой успех, любое достижение, любая победа, любое научное открытие, все знания, вся мудрость, все счастье, все достоинства проистекают исключительно из его мудрого правления. Большого Брата не видел никто. Он лицо на плакатах, голос с телеэкрана. Мы можем быть абсолютно уверены, что он никогда не умрет, хотя есть серьезные сомнения в том, когда именно он родился. Большой Брат – это личина, в которой Партия являет себя миру. Его роль заключается в том, чтобы фокусировать на себе любовь, страх и поклонение масс, ведь эти эмоции легче испытывать к человеку, нежели к организации. Ниже Большого Брата находится Центр Партии числом в шесть миллионов человек, что составляет менее двух процентов населения Океании. Ниже Центра Партии находятся Массы Партии, которые можно приравнять к рукам государства, как Центр – к мозгу. Ниже находится тупая популяция, которую мы привыкли называть пролами, составляющая восемьдесят пять процентов населения. Согласно нашей классификации пролы – Низшие, поскольку порабощенные жители стран экваториального пояса, переходящие от одного захватчика к другому, не являются постоянным или необходимым элементом структуры.

По замыслу принадлежность к любой из трех групп не является наследственной. Ребенок родителей из Центра Партии не принадлежит к нему по праву рождения. Вступление в любую из двух частей Партии происходит на основании экзамена, который сдают в шестнадцать лет. Также не существует дискриминации ни по расовому, ни по национальному признаку. Евреи, негры, латиноамериканцы занимают самые высокие посты, а руководящих чиновников в регионах всегда набирают из жителей этих регионов. Ни в одной части Океании у жителей не создается впечатления, что они живут в колонии, управляемой из далекой столицы. У Океании вообще нет столицы, и местонахождение номинальной главы державы не известно никому. Если не считать того, что все говорят по-английски и официальным языком является новослов, государство никоим образом не централизовано. Его правителей связывает не кровное родство, а приверженность общей доктрине. Наше общество действительно стратифицировано, причем весьма жестко, и на первый взгляд расслоение носит наследственный характер.

В отличие от эпохи капитализма или даже доиндустриальной эпохи переход из группы в группу практически невозможен. Между двумя частями Партии определенный обмен ведется, но лишь для того, чтобы исключать слабаков из Центра и обезвреживать честолюбцев из Масс Партии, позволяя им прорваться наверх. Пролетариев в Партию не принимают практически никогда. Самых одаренных, которые могут в будущем поднять бунт, полиция помыслов выслеживает и уничтожает. Однако такое положение вещей не носит постоянный характер и не является делом принципа. Партия не есть класс в привычном смысле этого слова. По сути, она не стремится передавать власть своим детям: если не сыщется иного способа сосредоточить в высшем эшелоне управления государством самых одаренных, она с готовностью наберет новое поколение функционеров из числа пролетариев. В переломные годы именно отсутствие наследственного преемства помогло Партии нейтрализовать оппозицию. Социалист старой закалки, который привык бороться с классовыми привилегиями, исходил из того, что ненаследственное не может быть бессрочным. Он не понял, что понятие преемственности олигархии не обязательно исходит из естества, он не задумался над тем, что потомственная аристократия всегда оказывалась недолговечна, в то время как адаптивные организации вроде католической церкви сохранялись сотни и даже тысячи лет. Суть олигархического правления заключается не в передаче власти от отца к сыну, а в обеспечении постоянства определенного мировоззрения и образа жизни, навязанного живым мертвыми. Правящая группа остается таковой до тех пор, пока способна назначать преемников. Партия занимается не сохранением крови, а сохранением самое себя. Неважно, кто обладает властью, лишь бы иерархическая структура общества сохранялась неизменной.

Все убеждения, обычаи, вкусы, чувства, образ мышления, которые свойственны нашему времени, на самом деле призваны сохранять мистический ореол Партии и скрывать истинную природу нынешнего общества. Реальный бунт или даже подготовка к бунту в настоящее время невозможны. Пролов бояться нечего. Предоставленные самим себе, они из поколения в поколение, из века в век продолжают работать, плодиться и умирать, не только не испытывая желания бунтовать, но даже не в силах вообразить, что мир вокруг них может быть иным. Они станут опасны, лишь когда технический прогресс потребует, чтобы им дали лучшее образование; однако поскольку военная и торговая конкуренция уже утратила смысл, уровень народного образования снижается. Мнения плебса Партию больше не волнуют. Им дозволена интеллектуальная свобода, потому что интеллекта у них нет. С другой стороны, члену Партии не дозволено даже малейшее отклонение от общей линии по самому незначительному вопросу.

От рождения до смерти член Партии живет под надзором полиции помыслов. Даже в одиночестве он не может быть уверен, что за ним не следят. Где бы он ни был – спит он или бодрствует, работает или отдыхает, моется в ванне или лежит в постели, – за ним будут следить без предупреждения и без его ведома. Партии важно знать все: с кем дружит, как развлекается, как относится к жене и детям, какое у него выражение лица, когда он один, что шепчет во сне, как ходит и двигается – все это пристально изучается. От внимания не ускользнет ни проступок, ни даже самая малая причуда, ни изменение привычек, любые нервные жесты или непроизвольные движения, которые могут свидетельствовать о внутренней борьбе. У члена Партии нет свободы выбора абсолютно ни в чем. С другой стороны, его действия не регулируются законами или более-менее четко сформулированным уставом. Закона в Океании нет. Мысли и действия, которые (если их обнаружат) означают верную смерть, формально не запрещены, и бесконечные чистки, пытки, заключения, казни считаются не наказанием за совершенные преступления, а уничтожением тех, кто способен совершить преступление в будущем. Член Партии обязан обладать правильными взглядами и правильными инстинктами. Многие взгляды и представления, которых от него требуют, никогда не озвучиваются и не следуют напрямую из ангсоца, поскольку ему противоречат. Если партиец прирожденный ортодокс (на новослове «добродум»), то при любых обстоятельствах знает, не задумываясь, какое убеждение верно и какое чувство желательно. Во всяком случае, в результате тщательной психологической подготовки в детстве, сосредоточенной на усвоении понятий новослова вроде «криминалстоп», «черныйбелый» и «двоемыслие», задумываться слишком глубоко он не способен, да и не желает.

Предполагается, что личных чувств у члена Партии нет и он постоянно пребывает в состоянии исступления: испытывает непреходящую ненависть к внешним врагам и внутренним изменникам, ликует от побед на фронтах и преклоняется пред силой и мудростью родной Партии. Недовольство от скудной и безрадостной жизни намеренно направляется вовне и выплескивается на мероприятиях вроде Двухминутки ненависти, а умозрительные размышления, чреватые скептическим или бунтарским настроем, пресекаются на корню посредством самодисциплины. Самая первая и простая практика, которой обучают даже маленьких детей, на новослове называется «криминалстоп» и состоит в том, чтобы резко, будто по инстинкту остановиться на пороге любой опасной мысли. Практика включает в себя способность не проводить аналогии, не замечать логические ошибки, не воспринимать самые простые доводы, враждебные ангсоцу, и испытывать скуку или отвращение к любому ходу мыслей, ведущему к ереси. Короче говоря, криминалстоп означает защитную глупость, но глупостью не исчерпывается. Напротив, идеологический догматизм в полном смысле этого понятия требует от человека такого же полного контроля над своими умственными процессами, какой требуется от циркового акробата над телом. В конце концов, общество Океании основано на вере в то, что Большой Брат всемогущ, Партия абсолютно непогрешима, и поскольку Большой Брат вовсе не всемогущ, а Партия иногда ошибается, то при обращении с фактами требуется неустанная, ежеминутная гибкость. И ключевое понятие здесь «черныйбелый». Многие термины новослова имеют два взаимоисключающих значения. Применительно к противнику он означает привычку нагло заявлять про черное, что оно белое, противореча очевидным фактам. Применительно к члену Партии он означает преданную готовность признать черное белым, если того потребует партийная дисциплина. Также

«черныйбелый» означает возможность уверовать, что черное есть белое, даже знать, что черное есть белое, забыв, что некогда полагал иначе. И тут уже требуется постоянная подгонка прошлого, возможная благодаря системе взглядов, которая лежит в основе всех сфер современной реальности и известна на новослове как «двоемыслие».

Подгонка прошлого необходима по двум причинам, одна из них второстепенная и, так сказать, превентивная. Партиец, как и прол, терпит современные условия жизни лишь потому, что сравнивать ему не с чем. Он отрезан от прошлого, как отрезан от зарубежных стран, поскольку в этом случае верит, что ему живется лучше, чем его предкам, и уровень материального благосостояния нации постоянно растет. Но гораздо более важной причиной для корректировки прошлого является необходимость поддерживать веру в непогрешимость Партии. Дело не только в том, что постоянно приходится переделывать речи, статистику и любые документы, чтобы показать правильность прогнозов Партии по всем пунктам. Дело еще и в том, что ни в коем случае нельзя признавать поправки к доктрине или перемену курса. Допустим, сегодня наш враг Евразия (или Востазия, неважно, кто именно), значит, эта страна была нашим врагом всегда. Если факты говорят иное, то их нужно изменить. Таким вот образом история постоянно переписывается. Ежедневная фальсификация прошлого, которую проводит министерство правды, так же необходима для стабильности режима, как репрессии и слежка, которыми занято министерство любви.

Непостоянство прошлого – основной принцип ангсоца. В соответствии с ним события прошлого существуют не в реальности, а лишь в письменных документах и в людской памяти. Прошлое есть то, что согласуется с документами и воспоминаниями. И поскольку Партия полностью контролирует все записи и умы сторонников, то прошлое становится таким, каким его хочет видеть Партия. Отсюда также следует, что хотя прошлое непостоянно, оно не меняется никогда: если его воссоздают в любой форме, необходимой для текущего момента, то новая версия и есть прошлое – ничего другого никогда и не существовало. Это справедливо и в том случае, если в течение года одно и то же событие изменяют до неузнаваемости, причем такое случается довольно часто. Во все времена Партия владеет абсолютной истиной, которая совершенно определенно не может отличаться от той, что принята сейчас. Вместе с тем необходимо помнить, что события происходят так, как нужно Партии; если необходимо перестроить свои воспоминания или подогнать письменные свидетельства, то это необходимо проделать и тут же забыть.

Обучиться этому трюку можно точно так же, как и любой другой психотехнике. Им овладевают большинство приверженцев Партии и, разумеется, все, кто обладает умом и правильными взглядами. На старослове это называется «контроль над реальностью», на новослове «двоемыслие», хотя двоемыслие включает в себя и многое другое.

Двоемыслие означает способность удерживать в сознании и принимать одновременно два противоречащих друг другу утверждения. Партийный интеллигент знает, каким образом следует изменять свои воспоминания, и понимает, что играет с реальностью, но, практикуя двоемыслие, он также убеждает себя, что реальность сохраняется в первоначальном виде. Процесс должен быть осознанным, иначе потеряет эффективность, и в то же время несознаваемым, иначе вызовет ощущение фальши и чувство вины. Двоемыслие составляет самую суть ангсоца, поскольку Партия сознательно идет на обман, сохраняя при этом твердость убеждений в сочетании с кристальной честностью. Говорить заведомую ложь и искренне в нее верить, забыть любой неудобный факт и, как только потребуется, извлечь его из забвения, отрицать существование объективной реальности и в то же время учитывать реальность, которую отрицаешь, – все это чрезвычайно необходимо. Даже употребляя слово «двоемыслие», необходимо практиковать двоемыслие: признавая, что вмешиваешься в реальность, ты, согласно принципу двоемыслия, стираешь осознание этого и поступаешь так до бесконечности, скрывая правду под ворохом лжи. В конечном счете именно благодаря двоемыслию Партии удалось (и, судя по всему, будет удаваться тысячи лет) остановить ход истории.

Все прошлые олигархии пали либо из-за закоснелости, либо из-за одряхления. Первые погрязали в глупости и спеси, не умели приспособиться к меняющимся условиям, и их свергали; вторые становились либеральными и малодушными, шли на уступки, когда нужно было применить силу, и их также свергали. Иными словами, они потеряли власть либо из-за чрезмерной сознательности, либо из-за ее отсутствия. Достижение Партии состоит в том, что ей удалось построить такую систему мышления, где оба условия могут существовать одновременно. Ни на какой другой теоретической основе ее владычество не смогло бы длиться вечно. Если правишь людьми и намерен продолжать править дальше, нужно уметь искажать ощущение реальности, поскольку ключ к успешному правлению лежит в сочетании веры в собственную непогрешимость и умения учиться на ошибках прошлого.

Само собой разумеется, искуснее всех двоемыслием владеют те, кто его изобрел и кто понимает, что двоемыслие дает широчайший простор для умственного морока. В нашем обществе те, кто лучше всех осознает, что происходит, меньше всех склонны видеть мир таким, каков он есть. В общем, чем больше понимание, тем больше заблуждение, чем умнее, тем безумнее. Наглядный тому пример – военная истерия, которая по мере продвижения по социальной лестнице только усиливается. Жители спорных территорий относятся к войне наиболее здраво, насколько это возможно. Для них война – это затяжное стихийное бедствие, сметающее их, словно приливная волна. Им совершенно неважно, какая сторона одерживает верх. Смена правителей для них означает только одно: им придется выполнять прежнюю работу для нового властелина, который будет обращаться с ними точно так же, как и предыдущий. В чуть более сносном положении находятся рабочие, кого мы зовем «пролами», и война в их сознании всплывает лишь эпизодически. При необходимости их можно подтолкнуть к безудержному буйству, подогрев страх или ненависть, но оставшись сами по себе, они надолго забывают, что идет война. Натуральный военный экстаз присущ лишь членам Партии, особенно Центру. В мировое господство особенно твердо верят лишь знающие, что оно недостижимо. Как раз это единение противоположностей: знания с невежеством, цинизма с фанатизмом – одна из основных отличительных черт общества Океании. Официальная идеология изобилует противоречиями даже там, где в них нет подлинной необходимости. Получается, что Партия отвергает и принижает все принципы, на которых изначально строился социализм, и делает это якобы во имя социализма. Она проповедует невиданное доселе презрение к рабочему классу и при этом обряжает своих членов в униформу, некогда типичную для рабочих, занятых физическим трудом, и принятую именно по этой причине. Партия целенаправленно подрывает семейные связи и при этом называет своего лидера именем, прямо указывающим на семейные ценности. Даже названия четырех министерств, которые нами управляют, служат наглядным примером бесстыдного искажения реальности: министерство мира сеет войну, министерство правды – ложь, министерство любви – пытки, министерство благоденствия – голод. Эти нелепости не случайны и проистекают вовсе не из лицемерия: они практическое воплощение двоемыслия. Власть можно удерживать бесконечно долго, лишь примирив противоречия, иначе извечный круговорот не прервать. Если равенство людей нужно искоренить навсегда, если, как мы их называем, Высшие намерены сохранить свои позиции до скончания веков, то в психическом плане преобладающим в обществе должно стать контролируемое безумие.

Но есть вопрос, который мы до сего времени почти не затрагивали. Он таков: почему необходимо предотвращать всеобщее равенство? Положим, механизм этого процесса описан верно, тогда что движет этим грандиозным, тщательно выверенным усилием остановить ход истории в определенный момент времени?

Тут мы подбираемся к сердцевине тайны. Как мы видели, мистическая сила Партии (и прежде всего Центра Партии) зиждется на двоемыслии. Но еще глубже лежит мотив первичный: всегда взывающий к послушанию инстинкт, приведший вначале к захвату власти, а впоследствии к существованию двоемыслия, полиции помыслов, непреходящим войнам и всей остальной необходимой атрибутики. Мотив этот на самом деле образуют…