20 мая 2009 года

Второй раз бежать из России Артему Тарасову пришлось в 1997 году — он рассказывает, что однажды ему позвонили какие-то влиятельные милиционеры, которые предложили ему за шесть миллионов долларов выкупить у них его уголовное дело, которое, если Тарасов не заплатит, будет немедленно возбуждено. Сейчас об этой истории Тарасов говорит неохотно: «Все осталось в двадцатом веке»; в Лондоне он тоже пытался заниматься каким-то бизнесом, но ни в чем не преуспел. В Россию вернулся в 2003 году.

— Работал вначале у Вексельберга, пытался устроиться к Ходорковскому. Спасибо Невзлину и Ходорковскому, что спасли мне жизнь, — мы вели переговоры, я должен был стать вице-президентом ЮКОСа, но не сложилось, и слава Богу, а то бы уже был в тюрьме.

 

VII.

Сейчас Артем Тарасов работает советником гендиректора финансовой компании «Метрополь» Михаила Слипенчука; Слипенчук питает слабость к разного рода экзотическим пиар-проектам (запускал к Северному полюсу воздушный шар «Святая Русь», открывал в Шотландии памятник крейсеру «Варяг» и т. п.), и его советник Тарасов занимается одним из таких проектов — хочет поднять со дна Балтийского моря затонувший в 1771 году корабль Vrouw Maria с грузом картин, которые на этом судне везли в Петербург.

— Все картины в свинцовых ящиках, по швам пропитаны воском — все сохранилось! Финны нашли, где он затонул, стоит корабль на киле и две мачты торчат. Мы готовы его поднять, но это территориальные воды Финляндии, а Финляндия пока не разрешает ничего поднимать. Но мы очень далеко продвинулись — скоро Путин с Тарьей Халонен третий раз будет этот вопрос обсуждать. Сейчас финны выделили денег на исследование корабля под водой, но поднимать не хотят. Зато нам они уже разрешили принять участие в этом исследовании. Ну хоть первый шаг.

Еще у Артема Тарасова есть ООО «Ассоциация национальных викторин» и кабельный телеканал «Где и кто» с круглосуточными викторинами, в которые зрители играют на деньги. То есть хорошо, конечно, но олигархом — как тот же Вексельберг — не стал.

— Но еще собираюсь стать олигархом, и именно сейчас. Кризис — для роста полно условий, если знаешь, что делать. Сегодня я ощущаю себя очень ценным человеком, ко мне тянутся олигархи, спрашивают, что делать, — много лет они со мной не разговаривали, а сейчас поняли, что без меня не обойтись.

Словно в подтверждение его словам, Тарасову в этот момент звонят из приемной Александра Любимова — первый заместитель гендиректора ВГТРК хочет поговорить с Артемом Тарасовым о совместном проекте — какой-то лотерее. Тарасов разговаривает с секретаршей, выясняя, как проехать в офис телерадиокомпании на 5-й улице Ямского поля.

— Старый офис на Ленинградке знаю, а новый нет, — говорит он об офисе, в котором компания сидит уже лет пятнадцать, если не больше. 59 лет, сверхбогатство в прошлом и среднеклассная жизнь в настоящем. Голос на другом конце телефонной линии объясняет дорогу, и черт его знает, куда эта дорога приведет бывшего советского миллионера.

После травмы

Город и похабники

Долгинова Евгения  

 

 

I.

Не говорят «оболгали» или, к примеру, «оклеветали». Говорят — «опохабили». «А город-то наш знаете как опохабили?» Так спрашивала официантка, и семислойная шерстяная старуха, продающая на главной площади сигареты «Перекур» из армейского пайка, и молодые призрачные милиционеры, выходящие из мглы и так же тихо в ней исчезающие, и монахини женского монастыря, и детский библиотекарь из поселка Зима, и — само собой — музейные работники, и конный тренер Рома, воспитатель владимирских тяжеловозов, и директор конезавода Лена — прекрасная тонкая женщина, и молодые финансистки Ольга и Ольга, и другие люди в магазинах и на площадях. Говорят — что интересно — кротко и весело, с любопытством и без малейшего негодования, приглашают разделить не возмущение, но удивление, оценить замечательное разнообразие человеческой глупости. Вот приехали, значит, молодые столичные люди кино снимать «про то, как одна женщина сына потеряла», — а в результате вышла чушь собачья, такой, понимаете, срам и порнография, такая жалость и беспомощность, и что за жизнь у этих художников, киноартистов этих, которые почему-то так не берегут себя, тратят деньги, силы, технику на такое, вот понимаете, гэ.

Главное, что похабство вышло бессмысленным, бесцельным, каким-то мучительно неточным, и я вспоминаю, что по Далю «похаб» — не только бесстыжий наглец, но и дурак, несчастный юродивый. К фильму Кирилла Серебренникова «Юрьев день» жители относятся как к темным речениям юродивого.

Химически чистую обиду, впрочем, мы тоже наблюдали, но только однажды. Ночью нас остановили гаишники: не горели фары и проезд под кирпич. Один был довольно пухл, а другой довольно тонок, но оба строги, важны и молоды. Московские номера вызвали у них что-то вроде ядовитой улыбки.

— Тут вот тоже приезжали, — услышали мы традиционный зачин, — снимали кино такое, «Юрьев день» называется...

— Опохабили? — участливо спросили мы.