200 дней до приказа

Если бы Вакутагин случайно оказался в этом неприметном сарайчике, быть может, он бы понял, что Якутия не так уж и далеко.

У каждого человека есть своё место в армейской иерархии.

Кто-то майор, а кто-то — прапорщик. Кто-то, кто сейчас стал командиром роты, явно быть им не должен был. Проблема в том, что солдаты — они живые, и если очень долго этого не замечать, это может привести к совершенно непредсказуемым последствиям.

Умудрённый тесным общением с комроты, Гунько делился в паузах между затяжками с сослуживцами своим видением операции по борьбе с курением.

— Ты не знаешь Шматко, если он курить бросает, значит, все должны бросить…

— А если он худеть захочет, мы что, тоже на диете сидеть должны? — недопонял Нелипа.

— Почему курим? — Шматко явно подслушивал под дверью, иначе как он мог взяться именно здесь и именно в этот момент.

— Так мы же в курилке, — попытался отстоять свои права Гунько.

— Я вижу, что вы в курилке, я спрашиваю, почему курим? — продолжал следовать одному ему понятной логике Шматко.

— Товарищ лейтенант, здесь же разрешается, — не сказал — проплакал Лавров.

— Разрешается командиром и запрещается командиром, ваш командир кто?

— Но вы же запретили в туалете, — попытался выправить ситуацию Нелипа.

— Я запретил везде, где могу быть я. А я могу быть везде… Дым вреден везде, в том числе и в специально отведённых местах. Так что забычковали — и в урну. Делай раз! Делай два!

Сигареты были выброшены, но что-то продолжало гореть, вероятно, естественная тяга к справедливости.

— Но товарищ лейтенант, где же нам…

— Дома, — прикольнулся Шматко, — вернётесь домой, можете пить, курить. Хотя не советую. А здесь за вас отвечаю я — пришли вы годными к строевой, и уйти должны тоже годными к строевой, даже к двум строевым.

— Так мы уже годные, — обиделся Щур.

Что касается Щура, он, вероятно, уже даже несколько перележал срок годности.

— Это ты, что ли, у нас годный? — смерил Шматко Щура. — Сто подъёмов с переворотом сделаешь?

— Никак нет.

— А если кто сделает? — почувствовал свой шанс Гунько. — А если кто сделает сто подъёмов?

— Тот Алина Кабаева, — довольный своей шуткой, глухо всхрапнул Шматко, вероятно, этот звук должен был изображать смех.

— А всё-таки, товарищ лейтенант, если кто-нибудь сотку сделает? — гнул своё Гунько.

— Сотку? Тогда можете курить все, — разрешил Шматко.

— И в туалете? — решил уточнить Нелипа.

— Да хоть у меня дома, — снова всхрапывая, подтвердил Шматко.

Соколов-старший сегодня решил подработать будильником.

Главным его недостатком было то, что никто не знал, где находится кнопка, с помощью которое можно было бы его выключить.

Соколов-младший и Варя сладко спали после ночи в компании Матрёны, бубна, трав и дюжины заклинаний.

— Дрыхнете, значит?! В трюме течь, а они спят! — проорал дед. — Шаманы хреновы, хотя… Я вас не виню — вы хотели как лучше…

На этом месте Кузьма начал соображать.

— Чё случилось?

— Померла наша Матрёнка! Летальный исход, короче, вскрытие покажет! Вставайте, Матрёнку поминать будем!

Организация поминок заняла ровно столько времени, сколько понадобилось деду, чтобы поставить на стол бутылку и подвинуть табуретку.

Матрёну было жалко. Всем. Лица у Вари и Кузьмы были лицами раскаявшихся убийц, дед был, как всегда, невозмутим.

— Я ведь потом уже подумал, олень — это ж крупный рогатый скот, а тут совсем ещё телёнок. И не крупный, и рогов ещё толком нету…

Передозировка, наверное… Это точно!

Содержимое стопок ухнуло, обжигая пищеводы, — трио выпивающих предстало перед мамой Кузи.

— Не поняла, чего это вы с утра пораньше?

— Мы, мать, Матрёну поминаем, — взял слово дед, хотя, собственно, когда он его клал.

— А что с ней?

— Проходи, мать, садись, — с интонацией психиатра с полувековым стажем продолжал дед.

— Я спрашиваю, что с Матрёнкой? — не хотела успокоиться мать.

— Передозировка! Зашаманили! Бери, Зоя, стакан…

— Так это, она ж живая…

— Да! Вечно живая, — дед налил до краёв.

— Ты что, дед, с печки упал?! Только что при мне встала, поела нормально — впервые за неделю!

— Не знаю, — дед был невозмутим, — я в пять утра зашёл, а она лежит, ни «бе», ни «ме». Полный штиль.

— Ты бы ещё в два ночи зашёл! Вы что, ребята?! — Ребята были в ауте: прийти от поминок к дню рождения тяжело.

— Короче, Кузьма, — не меняя интонации, заявил дед, — молодец, оказывается!! Тогда давай за здоровье. Кстати, можно чокаться!

Среди самых сексуальных картин эта занимает место в первой десятке. Лариса в обтягивающем халатике стояла на стуле, поправляя новые занавески. И надо же было Староконю прийти именно сейчас.

— Разрешите? А я смотрю, вы в окне стоите…

— Да вот, занавески новые, — не отрываясь от приведения занавесок в идеальное состояние, сообщила сержант медицинской службы.

— Я знаю. Сам распорядился. Согласитесь, так уютнее?

— А вы, товарищ майор, пришли за благодарностью?

— Да нет, — смутился замполит, — добрые дела я делаю просто так.

Я предложение сформулировал.

— Какое предложение?

— Ну, вы же сами говорили: будет предложение — заходите, — почти обиженно напомнил Староконь.

— А-а, да, ну что ж, интересно послушать…