— Ну, во-первых, всегда приятно поужинать в обществе красивой и умной женщины, а во-вторых, если со мной, не дай Бог, что-нибудь случится — вы, по крайней мере, знаете, как меня зовут…
Улыбка заведующей была оценена.
— Давайте закажем что-нибудь за мой счёт — не хочу, чтобы вы держали зло!
«Заглотила», — мысленно произнёс замполит.
Глава 25
Топтавшийся на перекрёстке Шматко в полной «рыбацкой» амуниции слышал рёв мотоцикла Данилыча уже минут двадцать. Рёв становился всё сильнее, заглушая все звуки и заставляя всё живое искать укрытие. Мотоцикл у Данилыча был не простой, а с коляской, причём ревела не она, а движок.
— Опаздываешь, Данилыч…
— Опаздывают двоечники в школу. А транспортные средства задерживаются… Глушитель смотрел — совсем худой стал. — Правда была в том, что «смотрел». Насчёт «худой стал» Данилыч врал — никакого глушителя у этого мотоцикла не было.
— Ну что, готов к труду и обороне?
— Готовей всех готовых!.
— Тогда садись…
Наивный Шматко рассчитывал ехать в коляске. Его опередили — там уже лежал рыбацкий ящик Данилыча.
— Не туда, сзади давай, в коляску можешь вещи кинуть…
Кинуть вещи не получилось. Крепко-накрепко принайтованный к телу Шматко рюкзак снять было нелегко. Махнув рукой, Шматко решил садиться вместе с рюкзаком. В следующую секунду взревел движок, и Шматко оглох.
Ещё через несколько секунд слух начал постепенно возвращаться, но совсем не потому, что к рёву мотора можно привыкнуть. Просто под тяжестью рюкзака Шматко совершил небольшой кувырок назад и теперь, лёжа на спине, провожал удаляющийся мотоцикл с неким суеверным ужасом.
— Э, Данилыч!. Данилыч, стой!.
С тем же успехом Шматко мог бы пытаться поговорить с космонавтами на орбитальной станции.
До места рыбалки оставалось совсем ничего, когда увлечённо рассказывающий сам себе о своих рыбацких подвигах Данилыч обернулся к тому месту, где должно было находиться тело Шматко.
Тело там не находилось. Сбежать Шматко не мог — только выпасть.
Данилыч со вздохом повернул обратно.
Большое преимущество комплекции Шматко заключалось в том, что, как бы он ни упал, основной удар всегда приходился на жировую ткань — ткань упругую и мягкую.
— Во даёт! И чё, не заметил, что тебя потерял? — Байке про выпавшего ездока, судя по всему, теперь была уготована долгая жизнь в пересказах дальнобойщиков.
— Да у него глушитель ревёт, что БТР подбитый!.
Подбитый БТР как раз появился по курсу следования.
— Вот он! Прозрел, и часу не прошло, тормози-ка…
Тормозили зря, видимо, шум мотора сказался не только на слухе, но и на зрении: Данилыч проехал мимо Шматко, словно мимо пустого места.
— Не судьба вам сегодня вместе покататься, — водитель тщетно пытался изобразить сочувствие.
— Может, догоним?.
— До поворота, если хошь, подкину. Назад — нет…
Странным образом меняется отношение мужчины к снеди, собираемой им в дорогу мамой, женой или любимой женщиной. В момент сбора, когда стремительно опустошается холодильник, а также несколько соседних продуктовых магазинов, кажется, что всё происходящее, — специальный вид пытки. Но стоит подойти времени обеда, как объём собранных в дорогу или на службу припасов превращается в подарок судьбы, особо ценимый холостыми сослуживцами.
— Значит, так, — начала инструктаж Эвелина, — ночью постарайся на улицу не выходить…
— Как это — не выходить? — сопротивлялся Смальков. — А смена часовых? А проверка постов?
— Ну, значит, меньше выходить. Часовых поменял — и быстренько домой, то есть… это… — в караулку, а посты обойдутся, чего их проверять?
— Так положено же, — вспомнил устав лейтенант.
— Положено людей в нормальные дни в караулы ставить. — Эвелина всё ещё оставалась под властью гороскопа. — Валера, а можешь ты в карауле пистолет холостыми зарядить?
— Эвелина, прекрати…
— Всё, всё, всё. Молчу, молчу. — Мысленно Эвелина ещё раз прошлась по списку всех предосторожностей, которые нужно было предпринять в такой «чёрный» день. — Слушай, Валера. Я подумала…
Может, тебе, это… бронежилет надеть?
— Эвелина!.
Рыбалка для Шматко всё не начиналась. Он вышел на лёд и сел на рюкзак… Всё, что ему оставалось, это глазеть на черневшие вдалеке фигурки рыбаков. Шматко курил. Когда кончится пачка, всё, что ему останется, — это несолоно хлебавши возвращаться домой. Тарахтенье железного коня Данилыча немного развеяло мрачные мысли лейтенанта. Спешившись на берегу, Данилыч чуть ли не бегом направился к Шматко.
— Ты как здесь?
— Бегом через лес, твою мать, ты ж меня с собой взять не захотел… Вообще, тарантас твой в утиль сдавать надо. Разваливается под добрыми людьми…
— Я ж тебе говорил: держись, — безнадёжно попытался оправдаться Данилыч.
— А я, значит, не держался, да?!
— Ладно, давай располагаться, — попробовал добиться примирения прапорщик. — На рыбалку всё-таки приехали…
— Ну, кто приехал, а кто и на попутках добрался, — продолжал злиться Шматко, — так что за бензин только половину получишь…
— А мне за бензин вообще не надо. Только назад тоже на попутках поедешь. — Обиды обидами, а в разговоре таких людей, как Шматко и Данилыч, никакая обида не заставить потерять хоть копейку…