Бродский:
Поэт – это образ жизни.Минчин:
Вы пишите великолепные эссе в прозе по-английски, а стихотворения по-русски. Как это объяснить?Бродский:
Когда приходится писать на иностранном языке, это подстегивает. Может, я переоцениваю свое участие в русской литературе (именно участие), но мне это все, в общем, надоело. Прозы я никогда раньше не писал, и если уж приходится ее писать, то, по крайней мере, хоть развлечь себя как-то. А большего развлечения, чем писать на иностранном языке, я не знаю. Хотя почему «чужом» – я, по-моему, говорил, что считаю два языка нормой. Стишки пробовал писать по-английски, но не влечет. Вы всерьез решили сделать интервью в самолете?Минчин:
Нет, просто знаю, что вы мне много времени не дадите…Бродский:
Ну, бог ты мой, зачем же так. Хорошо, я вам дам интервью. ЕслиМинчин:
Спасибо большое. Мне нужно будет пару недель подготовиться (я хочу, чтобы оно лучшим получилось и, главное, вам понравилось). Когда мы сможем встретиться?Бродский:
Ну, господи, позвоните мне домой и договоримся. Между моими поездками в Массачусетс.Минчин:
Вы часто ездите?Бродский:
Каждую неделю – я там преподаю.Минчин:
В Мичиганский университет возвращаться не собираетесь?Бродский:
Нет, совершенно. Скучно там зимой, тоска. Вы не находите?Минчин:
Да, согласен. Развлечений мало.Бродский:
А вы что, ушли из университета?Минчин:
Да, сразу после вас.Бродский:
Странно, отчего – вы так рвались туда поступить.Минчин:
С вашей помощью и поступил…Бродский:
Ну не надо преувеличивать. Поступили вы сами, я просто вас рекомендовал. Так что же случилось?Минчин:
Может, не стоит?Бродский:
Давайте-давайте, не тяните, Саша.Минчин:
Был у меня один профессор, который мне за реферат по литературе, итоговую работу по семестру, поставил «С» (тройку). И это в докторантуре.Бродский:
Отчего, тему же вы сами выбирали?Минчин:
Стиль мой не понравился, говорил, что на «стенку от него лезет».Бродский:
Видно, сильные эмоции у него вызывали. И что же?Минчин:
Я попросил его дать мне возможность написать новую работу, а эту оценку в деканат не подавать как окончательную. Так как с тройкой от него, да по литературе, да при том значении, которое придавалось его оценке, я мог уже не писать докторскую диссертацию и искать себе другой «кусок хлеба». Профессор уехал в Нью-Йорк, и мы договорились, что я ему пришлю вторую работу в течение месяца.Бродский:
Кто был этот профессор?Минчин:
Поэт Бродский.Бродский:
Ну да?!Минчин:
Все «А».Бродский:
Но работа по Мандельштаму ваша была ужасная – вернее, не сама работа, а стиль. Одна мысль, правда, там была интересная.Минчин:
Какая?Бродский:
Про Мандельштама: да за вас одного я способен возненавидеть весь народ. (И власть как порождение его!) Да как же так получилось? Не должен был…Минчин:
Ничего страшного, Иосиф. Не уйди я из университета и не переберись в Нью-Йорк, не встретил бы свою нынешнюю жену…Бродский:
У вас есть ее фотография?Минчин:
Да, есть.Бродский:
Красивая, своеобразная девушка.Минчин:
Иосиф, я сейчас вспомнил: а за что на вас обижен Прозаик?Бродский:
А. В. что ли? Он хороший мужик, я его даже люблю по-своему, в Москве еще общались. Разобиделся на меня, в самом деле, по-страшному…Минчин:
Почему?Бродский:
Обещаете, что будет между нами? Я никогда этого никому не рассказывал.Минчин:
Все, что мы говорим, будет между нами.Бродский:
Когда он только приехал сюда, то отдал свой новый роман для публикации по-английски в мое издательство «Фэррар, Страус энд Жироу». Они прислали мне его на отзыв, что естественно, так как я читаю на языке оригинала.Минчин:
Какой роман?