Черкасова очень любили власти. Не секрет, что его обожал Сталин. Николай Константинович рассказывал мне о своих встречах с ним. Однажды Сталин пригласил его в кинозал в Кремле. Когда актер, пропустив вперед всех членов Политбюро, зашел внутрь, все места оказались заняты. Ничего не оставалось, как сесть на пол и смотреть в таком положении. Черкасов смирился с неудобствами, уже начался фильм, как вдруг к нему на четвереньках подполз какой-то человек: «Товарищ Черкасов, около стены поставили стул. Пожалуйста, садитесь туда, а то неудобно получается…» Николай Константинович резонно заметил: «Вы же знаете, что я высокий. Я не могу встать и загородить луч проектора товарищу Сталину. Так что лучше здесь посижу». Ковер в зале был мягкий, и на полу действительно было комфортно. Через некоторое время человек опять приполз (встать он тоже не мог – а вдруг помешает просмотру!): «Товарищ Черкасов, мой начальник просит, чтобы вы все-таки сели на стул. Можете не вставать, проползите на корточках…» «Передайте начальнику, – ответил артист, – что мне здесь хорошо. Я здесь никому не мешаю, и товарищ Сталин мне замечаний не делает. А ваш начальник делает мне замечание». Тот опять отполз. И через какое-то время приполз с тем же предложением. Черкасов повернулся к Сталину: «Иосиф Виссарионович, ну что ко мне пристал этот человек? Заставляет встать с ковра, где я так хорошо устроился!» Тот нахмурился: «А почему вы мешаете товарищу Черкасову смотреть картину? Это неправильно! Пусть смотрит где хочет». В общем, разрешил актеру досидеть на полу.
Однажды Сталин вызвал Черкасова к себе и строго спросил: «Товарищ Черкасов, кто заставил вас после царя Ивана Грозного играть в кино дворника?!» Актер побледнел, начал говорить о том, что такова роль, таков сценарий… «Нет, я спрашиваю, кто персонально заставил вас играть после Ивана Грозного дворника в среднем фильме?!» Черкасову еле удалось доказать, что эта роль не являлась идеологическим выпадом и не выявляла отношение к Грозному. Такова суть актерской профессии: сегодня ты царь, завтра – дворник. Пришлось долго уговаривать Сталина, затем рассказывать всякие байки о боярах, чтобы отвлечь от режиссеров подозрения в идеологической диверсии.
Вторую серию «Ивана Грозного» Сталин яростно забраковал. Эйзенштейн не пережил разгрома фильма и тяжело заболел. Николай Черкасов и Григорий Александров попросили Сталина принять их и обратились с просьбой разрешить Эйзенштейну переделать эту часть «Ивана Грозного», исходя из его замечаний. Когда Эйзенштейн поправился, Сталин принял его вместе с Черкасовым. Более двух часов шла беседа. Сталин позволил переделать обруганный фильм, но потребовал не спешить и переделывать основательно. «Мудрость Ивана, – Сталин как-то назвал царя Ивана Грозного своим учителем, – в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в страну не пускал. – Известна фраза Сталина: «Иностранцы – засранцы». – У вас опричники показаны как «Ку-клукс-клан», а опричники – это прогрессивная армия». Прощаясь, Сталин сказал: «Работайте! Желаю удачи. С богом!»
Сергею Михайловичу не суждено было переделать вторую серию «Ивана Грозного». В 1948 году его не стало…
Трудно было смириться и с кончиной Николая Константиновича. Я вылетел в Ленинград. Его супруга Нина Черкасова сообщила мне, что горсовет Ленинграда отказался похоронить Черкасова на престижном кладбище – Литературных мостках, и что она направила телеграмму Косыгину, председателю Совета Министров СССР, с просьбой заступиться. Ответ пришел незамедлительно. Косыгин дал разрешение похоронить Черкасова в лавре. С ним прощался весь Ленинград. Николай Константинович много лет был депутатом Верховного Совета СССР и многим людям помогал, часто заступался и за деятелей искусства, подлежащих репрессиям. Конечно, нажил себе врагов среди бюрократов от культуры – вот они и решили отомстить.
Черкасов писал: