(Сейчас, в демократическое время, к председателю Департамента кинематографии на прием не попадешь, так же как и к заместителям министра культуры. Все всегда заняты. А в советское время у чиновников Госкино каждую неделю был обязательный прием по личным вопросам. В демократическое время расцвела бюрократия ярким цветом и выросла коррупция – такие приемы были отменены).
Увидев, как я расстроился, посоветовал принести кинопробы на ближайшее заседание Коллегии комитета, где должны присутствовать все председатели кинокомитетов союзных республик…
В фойе возле кабинета Романова встретились все руководители кино национальных республик. Министр кино Армении взасос целовался с министром Азербайджана. Дружба народов была искренней. За министрами последним в кинозал проследовал Романов. Я за ним.
– Подождите решения в фойе. У нас могут высказаться более сурово, чем на худсовете «Мосфильма», и вы получите инфаркт.
Ждал я более часа. Первым вышел Романов:
– Поздравляю.
Пробы были встречены восторженно. А Сергей Герасимов отозвался так:
– Вы подобрали на женские роли прекрасных актрис и должны их снимать. Удачен и Жаров. Поздравляем!
Как же я был рад! Всех актеров утвердили. Я помчался на студию.
– Снимайте картину, – сказал мне директор «Мосфильма», – с Госкино, но без нас. Худсовет никакого отношения к ней иметь не будет.
Снимал я «Старшую сестру» со всеми актерами, которых подобрал.
Съемки «Старшей сестры» мы начали с натуры в Ленинграде в торговом порту. Доронина и Чурикова играли учетчиц грузов. Отложив с оператором Владимировым проход героини у причала на следующий день, я приехал рано утром на съемку и увидел пришвартовавшиеся к причалу два парусных корабля! Я был в восторге. Божий подарок! На их фоне и прошла Доронина. Композитор картины Чистяков написал замечательную музыку к этой сцене, как и ко всей картине.
А в павильоне «Мосфильма» снимали экзамены приемной комиссии, которую возглавлял выдающийся артист МХАТа Павел Массальский, в жизни принимавший Татьяну Доронину в Школу-студию МХАТ. Рядом с ним в комиссии сидела великая Софья Пилявская. Татьяна Васильевна прекрасно читала монолог Белинского о театре.
Сложности съемок состояли в том, что Георгий Александрович Товстоногов разрешил мне снимать Доронину только в свободное от спектаклей и репетиций время. И Татьяне Васильевне приходилось бесконечно ездить из Ленинграда в Москву, часто задерживая съемки. Ее гримировала лучшая гримерша «Мосфильма» Тамара Гайдукова, и часто на это уходила половина съемочного времени, так как после работы гримера Доронина сама поправляла грим и реснички. Практически мы снимали картину по полсмены в день.
После того как была снята почти половина картины, Татьяна Васильевна меня спросила:
– Георгий Григорьевич! А снятый материал вы смотрите?
– Каждый день.
– Ну и как?
– Мне кажется, что все нормально (мне материал очень нравился).
– А я могу посмотреть?
– Безусловно.
В один из приездов Дорониной на три дня, перед съемками, в маленьком просмотровом монтажном зале, в присутствии одной монтажницы я показал ей все снятое и смонтированное. Когда зажгли свет, после паузы Татьяна Васильевна сказала:
– Георгий Григорьевич! Это все ужасно, это все вне искусства!
Я обомлел. Актеры быстро сдружились и работали с увлечением. И даже великий Жаров ни разу со мной не поспорил, ни разу. Свое мнение она сейчас расскажет актерам, и никто больше не станет слушать меня. Но Татьяна Васильевна промолчала. Съемки продолжались. Через несколько дней Доронина обратилась ко мне с просьбой показать весь снятый материал женщине, вкусу которой она доверяет. Мне уже было все равно. Если завалю картину на «Мосфильме», мне больше не работать…
В тот же маленький зал вместе с Дорониной вошли небольшая худенькая женщина и плотный рыжеватый юноша.
По окончании просмотра женщина сказала Дорониной:
– Это все гениально!
Я понял ее высказывание по-своему – решил, что слово «гениально» обозначает другое, бранное, также начинающееся на «г».
– Я очень сожалею, что показал вам материал, так как половину работы кое-кому не показывают…
– Нет, я в восторге от просмотра. Продолжайте в том же духе, и у вас будет замечательная картина.
Рыжеватый юноша тоже одобрил материал. Это были Эдвард Радзинский и его мама.
Через некоторое время Татьяна Васильевна стала женой Радзинского…
Александр Володин после просмотра фильма сказал: «Мне за картину не стыдно». И все!