419

В основном ойибо наследили в дальней Дельте своими могилами. Кости мелких сошек – под простыми деревянными крестами, что давно завалились и теперь влажно гнили, зеленью на зелени проступали во мху. Но чаще надгробия каменные, прячутся меж африканских дубов, заросли и заплесневели до черноты. Мальчик бродил меж английских останков, меж каменных памятников ЕКВ Королевского военно-морского флота – Gloria filiorum patres [23] , – а рядом надгробия Королевской нигерийской компании и старый гранит Объединенной африканской. «Служа великой славе, 1895». В тот год британцы обстреляли Брасс-айленд. Учитель им рассказывал посреди уроков английской грамматики, законов иджо и зубрежки таблицы умножения. Говорили, что англичане, точно рассерженный бог, обрушили на остров железный дождь, за грех высокомерия убивали местных жителей десятками. Но и сами лишались жизни в тот день. Тут учитель улыбнулся:

– Они умирают, как и все мы.

Англичане даже не увезли с собой тела, прямо здесь и бросили. Ужасно оскорбили английских дувой-йоу, считал мальчик. Как обретешь покой, если в твоей родной деревне не справили обрядов? Ты же навеки обречен блуждать в тоске. Может, потому и ставят на могилы такие огромные камни – чтобы души не выкарабкались.

Остальные дети, которым прискучили войнушка и считалки, в любопытстве и страхе побрели за старшим на кладбище. Тот сомнамбулой бродил меж могил и едва их заметил, но затем что-то… случилось.

Лес за кладбищем… шевельнулся.

Ветер? А может, примерещилось. Порой так просто и не различишь границу между миром одже, материального и повседневного, и миром теме, духов на полпути. Перепутываются, как лозы, и не разберешь, где заканчивается один и начинается другой.

Мальчик тихонько дышал, смотрел на лес. Ждал.

Лес снова шевельнулся.

А затем – треск, проклятия, листва расступилась, и появилась фигура. На поляну вышел дылда с розовой обваренной кожей, в чем-то бежевом и замызганном, а за ним еще двое, у которых кожа нормальная. Эти двое нервничали, а заметив детей, что-то сказали – не по-английски, не на иджо, и мальчик понял, почему они на взводе. Они не иджо – игбо, им неуютно, они вдали от своего народа.

Розоволицый, впрочем, ничего не замечал. Отмерил шаги, сбросил с плеча связку длинных деревяшек – они упали, получилась тренога, на которую он привинтил маленький бинокль. Закатал рукава, снова застегнул – руки веснушчатые, покрытые светлыми волосками. Он уставил в бинокль глаза, выцветшие, как и его кожа.

Двое других – видимо, телохранители – встали с флангов, с наигранным безразличием наблюдая за детьми. Малышня столпилась за спиной вожака; все глядели, как странное создание вытащило блокнот, перетянутый резинкой, раскрыло его и что-то записало огрызком карандаша. Затем бледно-розовый обтер шею тряпкой, рукой провел по лбу. С волос капало.

Лишь тогда он заметил горстку детей.

– Здравья, – сказал он.

– Вы англичанин, – сказал мальчик, гордясь, что разобрался. Хотел спросить: вы приехали за английскими костями? Увезете их домой?

– Вы, деть, с деревни, йа? На не этой стороне?

Мальчик кивнул, и ойибо улыбнулся. Зубы у него были великоваты.

– Вот. – Он зарылся в обвислый карман рубашки, достал конфеты в вощанке. – Вот. Бери.

Отказаться было бы грубо; дети застенчиво подходили, а бледный по очереди ронял им в ладошки мятные леденцы в бумажках, словно лекарство раздавал.

– Диле [24] , – сказал мальчик – извинился за неразговорчивость друзей. – Они думают, вы дувой-йоу. Английский призрак из могилы.

Бледный рассмеялся.

– Я не английский. И, казаться, призраки так не потеют. Видел таких призраков с красным лицом?

Мальчик рассмеялся, взрослый улыбнулся, был заключен странный пакт.

Другие дети тоже захихикали – вряд ли поняли, скорее, с облегчением выдохнули. Ойибо наклонился, постучал по раковине, нашитой на кармане.

– Не английский, – повторил он. – Голландский.

– Это далеко? – спросил мальчик. – Голландский?

– Очень далеко. Знаешь нефть? Нефть, йа? Странный мед – зовет разных мух. Африканеры. Италы. Французские. Техасские. Даже какие-то бельгийские, представь? – Он уверенно перечислял племена своих краев – мальчик мог бы так же перечислить своих: огони, эфик, ибибио, итсекири, опобо, урхобо, этче. Одни друзья, другие враги, одни родня, другие соперники; и все из Дельты.

Человек посмотрел на тропу у детей за спиной – тропу, что вела за взгорок мимо пушки. Лагуну отсюда не видно.

– Наверняка другие, – сказал он. – За нефтью гонят. Я честно первый, йа?

Мальчик кивнул, и бело-розовый совсем разулыбался. Показались еще зубы – бесконечные ракушечные бусы.

Дети видели газовые вспышки вдали, деревенские рыбаки замечали, как протоки густеют от тины из верхних ручьев. Все понимали, что с каждой газовой вспышкой ойибо подбираются ближе. Языки пламени вздрагивали над деревьями, подползали к деревне пунктиром. И теперь, похоже, ойибо наконец вышли из тени.

Нефть. Топливо.