47-й самурай

На рисунке был схематично изображен завернутый в покрывало человек, исчерченный многочисленными пунктирными линиями, обозначающими места разрезов через центр масс. Тело было без головы, и линии услужливо подсказывали, под каким именно углом следует рассекать плечи по обе стороны от перерубленной шеи, перерубать локти и запястья, расчленять поперек торс ниже подмышек и до самого пупка.

— Хорошо, — сказал Боб. — Этого достаточно.

Ему нужно было выпить.

Глава 18

СЁГУН

Сёгун любил назначать встречи в храме Ясукуни. Только там, где нашли покой души многих миллионов японцев, погибших во время войны, там, среди лесов и полей, где лишь изредка можно увидеть гайдзина (и то без фотоаппарата: не охотника до японской экзотики), он чувствовал себя дома.

Он шел в окружении телохранителей, ибо, разумеется, у него было много врагов.

Но здесь, как правило, царили тишина и покой, вдали от шума и суеты многочисленных организаций Сёгуна, от его обязанностей, от его подданных и вассалов, ждущих приказов и указаний, от обязанностей, удовольствий, планов, замыслов, надежд. Поэтому он мог гулять и получать удовольствие — от стальных ворот тории, вознесшихся высоко над двухсотъярдовой дорожкой, до самого святилища, одновременно строгого и красивого классического буддистского храма из дерева и белёного камня.

Кондо присоединился к нему ровно в три часа дня.

— Приветствую тебя, Кондо-сан, — сказал Сёгун.

— Здравствуйте, мой господин, — ответил Кондо.

Он был в обычной одежде, без оружия, и в его внешности не было ничего особенного. Коренастый широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с внушительной мускулатурой, скрытой под черным деловым костюмом, в белой рубашке, черном галстуке и штиблетах. Его квадратное мужественное лицо не раскрывало никаких тайн; никому не удавалось прочесть что-либо в непроницаемых черных глазах. Кондо нельзя было назвать ни красавцем, ни уродом, он был во всех отношениях обыкновенным и, следовательно, незаметным. С мечом в руке Кондо излучал истинную харизму; без меча его можно было принять за мелкого служащего.

Кондо поклонился, но — только от шеи и выше; его упругое тело осталось вертикальным, ноги сдвинуты вместе, руки вытянуты по швам. (Правило номер восемь Мусаси: обращай внимание на мелочи. Следовательно, все, в том числе и поклон, должно быть идеально.)

— Пройдемся со мной, — предложил Сёгун. — Поговорим.

— Конечно, мой господин.

— Полагаю, мне следует получить от тебя отчет.

— Да, мой господин. Клинок тот самый, о котором и говорилось. Абсолютно подлинный. Настоящая вещь, я в этом убедился. Проверил его мощь.

— Значит, ты им воспользовался?

— Я знал, что мой господин все поймет. Я должен был проверить лезвие, а для того чтобы проверить лезвие, им нужно убить человека. И вот я проверил лезвие.

— Это было рискованно?

— Нет, мой господин. Все было спланировано заранее. Женщина жила одиноко, родственников и близких знакомых у нее не было. Это корейская проститутка, работала в одном из клубов Отани. Все получилось прекрасно.

— Ты говоришь, меч режет хорошо.

— Луна отразилась в холодном ручье, как в зеркале.[16]

— Вот как?

— Сам Мусаси остался бы доволен.

— Надеюсь, мы не потеряли слишком много времени.

— Мой господин, я обо всем договорился. В ближайшее время лезвие отправится к старику Омоте, лучшему полировщику в Японии; затем его передадут Ханзаэмону — никто из живущих на земле не сравнится с ним в искусстве изготавливать рукояти; и наконец оно попадет к руки Сайто, мастера по ножнам, опять же лучшего из лучших. Обычно к этим мастерам выстраивается бесконечно длинная очередь. Однако для Сёгуна они будут работать быстро.

— Замечательно. В данном вопросе полагаюсь на тебя.

— Когда работа будет закончена, вы придете в восторг. Когда вы представите меч…

— Ты должен понять, насколько все это важно, — остановил его Сёгун. — Насколько высоки ставки. Я выступаю от имени Японии. Японию необходимо оберегать. И я, оберегая ее, сам являюсь Японией. Я не могу потерять свою силу. Представив это лезвие, я обеспечу свое положение на долгие годы вперед, к тому же завоюю поклонение масс.

Кондо знал, как обращаться с сильными мира сего. Ему уже много раз приходилось слышать эти слова, но он сделал вид, будто слышит их впервые.

— Если вы правильно разыграете свои карты, — сказал он, — быть может, император даже пожалует вам высшую степень ордена Хризантемы.

— Гм, — задумчиво произнес Сёгун, — боюсь, на высшую степень надежды мало. Но и стать просто кавалером ордена Хризантемы было бы замечательно.

— Мой господин, обещаю вам. Я ваш самурай, я предан вам душой и телом, и я сделаю так, чтобы ваша мечта осуществилась. Я вас не подведу.

— Тебе тоже дороги древние обычаи, Кондо-сан, и я это никогда не забуду. С твоей помощью я сверну горы. Ты придаешь мне силы. Ты тоже олицетворяешь мощь нашего народа. Ты тоже являешься Японией, старой Японией.

— Лучшей моей наградой будет ваше счастье.

— Вот как?

— Ну, ваше счастье и четыре миллиона долларов, которые вы мне платите.

— За четыре миллиона можно купить преданность любого человека.

— Мою они точно купили.