5/4 накануне тишины

— Всё верно, — бормотал Цахилганов, соглашаясь с собою. — У электрического света-на-крови оказалась Рыжая голова американизированного Чудища… Степанида, девочка моя, я не пойму, как ты стреляешь? Эта непостижимая меткость — откуда она? Я никогда не видел такой меткости у мужчин…

Очередная солнечная вспышка разомкнула пространство и время. Степанида расчёсывала перед зеркалом волосы, щурясь от небывалых световых бликов.

Она стояла в них, будто в летней сияющей воде,

и оттягивала расчёской наэлектризованные волосы

цвета спелой пшеницы,

но они потрескивали, искрили

и норовили раскинуться в широкую светлую паутину

— полукругом — полунимбом.

Юная дочь объясняла Цахилганову из нестерпимо поблёскивающего света, как ученица, быстро решающая задачи, не поддающиеся учителю.

— Я видела, как стреляют мужчины, — серебряно говорила-пела она. — Всякий мужчина насильно втыкает пулю в цель. И пуля противится этому, потому идёт к цели своевольно и капризно… А женщины стреляют много лучше оттого, что втягивают цель в себя. Моя пуля — поэтому — совсем, совсем ручная. Моя пуля намагничена мною… Да, мишень сама льнёт к моей пуле — поскольку я втягиваю мишень в себя усилием воли. Теперь ты понимаешь что-нибудь?.. У меня, у женщины, обретается единство пули и мишени –

союз — палача — и — жертвы — любовное — горячее — точное — соитье — смерти — с — жизнью — в — котором — всегда — побеждает — смерть — победоносная — смерть — во — имя — продления — жизни — во — имя — спасенья —

а у тебя, как у мужчины, происходит их взаимоотталкиванье, противоборство — жизни и смерти… Ну, что? Представил? Ах, ты ничего не понимаешь! У вас пуля и мишень сопротивляются друг другу,

отсюда у мужчин помехи

в стрельбе.

67

Юная дочь жёстко щурилась, похожая, со вздыбленными волосами, то на радостное пшеничное Солнце —

то на зловеще искрящую Медузу Горгону.

— Тогда… — соображал в полусне Цахилганов. — Тогда ты должна слиться усилием воли со своей целью — с Рыжей головой. Ты — с Рыжей головой энергетического Чудища… Значит, женщина, втягивающая цель в себя, сливается с целью. И, поражая… жертву, поражает одновременно — себя? Неизбежно — себя? Тоже?.. Поражает себя, как цель?

Чтобы — поразить — цель — стреляющая — женщина — должна — стать — жертвой — своего — выстрела…

Степанида озадаченно молчала где-то поблизости,

в стеклянном,

усилившемся до тонкого звона,

блеске.

И Цахилганов обрадовался тому, что дочь беззащитна. Да, обрадовался, почувствовав, как он…

— чем — беззащитнее — женщина — тем — сильнее — мужчина —

вдохновлён.

— Вот почему нельзя давать женщинам в руки оружие! — предостерёг её Цахилганов. — Стреляя в другого, они стреляют в себя!.. Стрелять в живое для женщины самоубийственно. Я запрещаю тебе это!

— Но Рыжая голова…

— Стреляй, как и стреляла, по бездушным целям! — размахивал он руками в палате реанимационного отделения. — Слышишь? А про остальное забудь.

— Но Рыжая голова бездушна. Совершенно бездушна, как совершенно бездушно всякое зло. Значит, это не живая цель, — лепечет, лепечет его умненькая дочь. — Если она несёт людям вымирание, она есть смерть. Я убью смерть страны. Моей страны…

— Не втягивай в свою душу бездушие, Стеша!

68

Цахилганов хотел бы сейчас долго и горячо молиться —

о том, чтобы мужчинам было даровано мужество,

а женщинам любовь,

но не схватка с нечистью.

Однако не смел. Потому что понимал: там, где теряется мужество, не живёт любовь, умирает любовь –

она умирает. Но не надо, не надо об этом…

Две бледненькие беспомощные Медузы Горгоны с расчёсками коротко глянули на Цахилганова:

из домашнего зеркала — и из комнаты дочери.

— Ну, зачем? Зачем тебе сливаться со злом?!. Ты же боишься греха, Степанида? Греха самоубийства? Так?

И вот уж нет двух Медуз Горгон — два пшеничных Солнца сияют: в зеркале — в комнате.

— …Так, — озадаченно размышляла Степанида, будто светлая тень света. — Но любой смертельный героизм — самоубийство… Идти на смерть за други своя — самоубийство? Или героизм?

Или героизм есть самоубийство?

Цахилганов не знал ответа. И тогда Степанида ответила за него:

— Героизм это исправление накопившегося негодяйства или разгильдяйства единым рывком… Чем пышнее расцветает негодяйство, тем больше и больше обездоленных вокруг. Преизбыточность же негодяйства устраняется героизмом. Героизмом, ставшим неизбежностью…

Н-да. Похоже, лишь поколенье отборных подлецов способно породить племя великих героев.

— Но, Стеша, — словно в потёмках, наощупь, искал ответ Цахилганов. — Почему именно ты должна… Не понимаю!