7-8. Кровь Янтаря. Знак Хаоса

Не знаю, сколько еще ударов я нанес после этого. Я рубил и рубил, пока не изрубил тварь на бульонные кубики. Каждый раз, когда я опускал руку, Льюк кричал: «Оп-ля!» Я почувствовал, что порядком вспотел, и, подняв глаза, обнаружил, как волны теплого воздуха или чего-то еще покрывают туманной дрожью растущие вдалеке цветы. А еще я подумал — как чертовски предусмотрительно я все-таки поступил: не зря тогда в баре я так высоко оценил Стрижающий Меч; что ни говори, а оружие — прекрасное. Я взмахнул им по высокой дуге, и следов битвы на лезвии как не бывало. Затем я стал его складывать. Меч был мягок, как лепестки цветов, и по-прежнему едва заметно светился…

— Браво! — раздался знакомый голос. Я повернулся и увидел улыбку; вслед за улыбкой появился и весь остальной Кот.

— Ува! Ува! — легонько постукивая когтем о коготь, добавил он. — О светозарный мальчик мой, славно получилось!

Задний план дрожал все сильнее, небо налилось темнотой. Я услышал за собой: «Эй!» — и, обернувшись, увидел, что Льюк встает на ноги и идет вперед. Когда я вновь огляделся, то увидел, как за спиной Кота проступают очертания бара, и мельком разглядел медный поручень. В голове поплыло.

— Вот как нужно правильно складывать Стрижающий Меч, — говорил Кот. — Но раз уж ты вернул его в целости и сохранности…

Льюк был рядом со мной. Снова звучала музыка, а Льюк не переставая пел. Пространство с разделанным на куски Огненным Ангелом не исчезло, но теперь оно казалось большим обманом зрения, нежели бар; тот стал плотнее, краски ожили, стали различаться оттенки.

Но помещение выглядело каким-то маленьким — столы сдвинуты теснее, музыка звучит приглушенней, стенная живопись сжалась, художника не видно вообще. Даже Гусеница со своим грибом отступила куда-то в тень, и оба как будто ссохлись. А синий дым стал не таким густым. Я счел это добрым признаком; раз уж наше присутствие в этом странном месте — результат Льюкова душевного состояния, то, похоже, его навязчивая идея ослабила свою хватку.

— Льюк? — сказал я.

Он подошел к стойке и остановился возле меня.

— Ну?

— Ты ведь понимаешь, что ты в оттяге?

— Да нет… я не… о чем ты?..

— По-моему, когда ты был пленником Маски, тебе вкатили порцию ЛСД, — сказал я. — Такое могло быть?

— Что за Маска? — спросил он.

— Новый хозяин Крепости.

— А, ты имеешь в виду Шару Гаррула, — сказал он. — Это точно, он носил синюю маску.

У меня не было желания долго и нудно объяснять, почему Маска не может быть Шару. Все равно Льюк, похоже, все забыл. Я просто кивнул и сказал:

— Босс.

— Ну… да. Думаю, он мог мне чего-нибудь дать, — отозвался Льюк. — Ты имеешь в виду все это?..

Он сделал широкий жест.

Я кивнул.

— Конечно, все это реально, — сказал я. — Но мы можем перемещаться в галлюцинации. Ведь где-нибудь любая галлюцинация становится реальностью. Это все ЛСД.

— Будь я проклят, — ответил он.

— Я дам тебе кое-что, что приведет тебя в норму. Но на это потребуется время.

Льюк облизнул губы и огляделся.

— Ну, спешить некуда, — сказал он. Затем улыбнулся, как только послышались отдаленные вопли и демоны принялись выделывать разные гадости с пылающей женщиной на картине. — Мне здесь в общем-то нравится.

Я положил сложенное оружие обратно на стойку бара. Льюк постучал ладонью по стойке подле рукояти меча и заказал пива. Я попятился, покачав головой.

— Мне надо идти, — сказал я. — Кто-то по-прежнему на меня охотится и подобрался довольно близко.

— Звери не в счет, — сказал Льюк.

— Тот, кого я только что нашинковал, в счет, — ответил я. — Его подослали.

Я посмотрел на вышибленную дверь. Интересно, кто войдет следующим. Огненные Ангелы, как известно, охотятся парами.

— Но сначала я хотел бы с тобой переговорить… — продолжал я.

— Не сейчас, — сказал Льюк, отворачиваясь.

— Ты знаешь, что это важно.

— У меня голова не работает, — ответил он.

Я подумал, что это, пожалуй, правда и нет смысла тащить его с собой в Янтарь или куда-то еще. Он просто исчезнет и опять окажется здесь. Голове его еще надо дать проясниться, чтобы рассеялась навязчивая идея; только тогда мы сможем обсудить проблемы, касающиеся нас обоих.

— Ты помнишь, что твою мать держат в плену в Янтаре? — спросил я.

— Да.

— Позови меня, когда твоя крыша вернется на место. Нам надо поговорить.

— Ладно.

Я повернулся и вышел за дверь в клубящуюся стену тумана. Вдали что-то пел Льюк — какую-то грустную балладу. Когда речь заходит о перетасовке теней, туман — это так же плохо, как и полная тьма. Если не с чем сверяться во время движения, нельзя воспользоваться способностью, позволяющей ускользнуть. С другой стороны, я просто хотел какое-то время побыть в одиночестве, чтобы подумать, раз в голове теперь снова ясно. Если при этом я никого не увижу, то и меня никто не увидит. И не было никаких других звуков, кроме звука моих шагов по вымощенной площадке.