Каждое знакомство по пути к пункту регистрации началось с драки. Неплохое начало, правда? После этого, они стали намного больше доверять друг другу. Будто бы плыли на одной лодке к другому берегу, обмениваясь историями и мнением на глупости. А в голове была лишь одна мысль, что объединила таких разных людей: «Мы втроем сможем изменить жизнь!». Они шли вместе, медленно провожая взглядом молодые листья деревьев, от которых пахло наступившей весной. А с каждой минутой пути остатки снега таяли на дороге всё быстрее и быстрее.
Глава 5 «Горделивый Ганс»
В далеком от Рубержа городе пытается пробиться в мир искусства не очень известный дизайнер по имени Ганс Дюран. Всё детство он только и делал, что создавал новое на каждом полотне, будь то бумага или бетонная стена. Ганс родился с альбинизмом, что делало его в глазах окружающих особенным. Это одновременно привлекало людей и вызывало ненависть. Все в умирающей Франции хотели выделяться, Гансу помогла в этом природа, но он сам никогда не считал себя особенным. Люди в его окружении делились на понимающих суть вещей и простых дураков. Именно поэтому Ганс презирал большинство своих современников с раннего возраста. Он всей душой ненавидел людей, которые, по его словам: «продают щепки на щепках». Этой фразой он говорил о полотнах, на которых нет ничего. Произведением искусства Ганс не мог назвать что-то абстрактное, застежку, которая упала в краску, случайно построенные фигуры и прочие «щепки на щепках». Ганс с самого детства стремился доказать миру, что искусство не для дураков, что мнят себя его деятелями, наживаясь на тупых критиков «ценителей», но это было с самого начала невозможно. После катастрофы люди восстанавливали руины, создавая действительно нужные людям вещи. Искусство не было первостепенной задачей. Культурное наследие оставили лишь десятки людей по всему миру. После всего жизненно необходимого, люди перестали создавать новое. Они вернулись к обществу, к которому привыкли в 2021. Люди до сих пор требуют равноправия там, где оно в порядке. Тем не менее постоянно держат в голове факт, что перестрелки на улицах – обычное дело. Большинство новаторов в сфере дизайна превратились в сорок. Все, что кажется красивым, достойно светиться на огромных экранах над светящимися неоном рынками оружия и наркотиков. Сейчас во всем Немезисе процветает неонуар и преступность. Загляни в центр города, даже не столицы, и чуть ли не на каждом шагу огромные экраны с поп звездами, рекламой, предупреждениями об опасности снаружи Немезиса, будто бы внутри можно быть в безопасности. Всюду летают магнитные такси и поезда. В селах такой радости нет, только песок и хрупкие дома, которые жители сами отстроили. Вот Ганс уже на показе мод: девушки проходят по подиуму в розовых купальниках, обвешанных нелепыми плакатами с рекламой содовой, а на ногах красовались тысячи надписей маленького шрифта, они были расположены хаотично, будто их писал пьяный автор какой-то новой книги о ценности семьи и многогранности личности. Ганса на этот показ мод пригласили, сам бы никогда не пошел на такую похабщину. В то время как человек, который Ганса и пригласил, сидел напротив него. Дюрана это никогда и не интересовало. Только он и его искусство. Но в этот раз Ганс решился дать шанс остальным деятелям искусства: «Вдруг удивят?». Но с каждой пройденной минутой, Ганс всё больше жалел о своем выборе. Когда на подиум вышла просто голая женщина, Ганс не сдержался, резко встал с разъяренным выражением лица, взял со стола бокал с шампанским и выплеснул всё до единой капли прямо в жирное, бородатое лицо извращенца, который посмел пригласить Ганса взглянуть на такой перформанс.
– Какого черта ты творишь, Ганс?! Совсем страх потерял?! – очень сильно и так же резко обозлился мужчина, встав со стула и сжав в руке бокал настолько сильно, что еще чуть-чуть, и он бы осколками на полу отражал свет синих неоновых труб, что были развешаны почти по всей комнате. – Да кто ты такой, чтобы осуждать меня?
– Ты называешь себя дизайнером, прикрывая свое желание заняться сексом. Сходи-ка лучше в бордель. – надменно, повернувшись в сторону выхода, поправив зеленый бант на бледно-голубой рубашке, ответил Ганс.
– Урод, следи за языком! Охрана! Тебя поймают и прикончат, даю тебе слово мэра! – еще больше обозлившись, с хрипотой в горле закричал он. Сердце было наполнено обидой и яростью. Ведь никто не смел раскрывать ширму, за которой человек мог комфортно, оправдываясь искусством, смотреть на голых француженок.