8–9–8

Единственное достоинство Марии-Христины состоит в том, что у нее имеется издатель. Пусть он и гомик, но на профессиональных качествах это вряд ли отражается, — иначе такая кретинка, такая бездарь, как его драгоценная сестра, не издавалась бы приличными тиражами, в приличном переплете и на приличной бумаге.

Узнать адрес издательства, в котором печатается Мария-Христина, не составляет особого труда, и Габриель отправляет в него рукопись «Птицелова» заказным письмом.

Теперь остается только ждать.

…Ожидание растягивается на месяц, в течение которого происходит несколько не слишком радостных событий. Они так или иначе касаются Габриеля и, если бы он не был так сосредоточен на судьбе рукописи, то наверняка бы расстроился.

Первое событие проливает свет на судьбу Тани Салседо, вернее — объясняет ее долгое и ничем не оправданное молчание. Объяснения заключены в синем плотном конверте, Габриель поначалу принял его за ответ из издательства и лишь потом обратил внимание на штемпель и обратный адрес. Отправитель — старина Хосе Луис Салседо, на этот раз изменил себе и вместо традиционной открытки прислал письмо. Хосе Луис беспокоится долгим молчанием внучки Тани, отправившейся к своему испанскому возлюбленному несколько месяцев назад, как вы поживаете, чико, не ссоритесь ли? Знаю, Таня

— та еще штучка, вся в деда. Может вспыхнуть, как бенгальский огонь, да так, что никому мало не покажется. Но зато и отходит она быстро и уж тогда ласковей котенка ты и не сыщешь. Честно говоря, я был против этой ее поездки. Этого сюрприза, который она решила тебе преподнести. Не по-людски это, вот что я ей сказал. Если уж ты отправляешься в гости, то будь любезна, поставь человека в известность. Но она и слушать меня не стала, наговорила кучу глупостей и укатила к тебе. Я первое время злился на нее, а теперь вот думаю, что зря. Вы — молодые, а все, что бы ни делала молодость, в конечном итоге оказывается самым правильным. Так говорил твой отец и мой большой друг —

и знаешь что? Я с ним согласен. А ты будь добрым к моей малышке, чико. Люби ее, как она тебя любит, и помните о старике Хосе Луисе, который тоже любит вас, своих детей. И все для вас сделает, возможное и невозможное. Жду вас с нетерпением к себе, и пусть Таня напишет или позвонит. Скажи ей, что ее старый дурак берет обратно все обидные слова и желает вам счастья, мои дорогие.

Чтобы уяснить содержимое письма, Габриелю требуется время. И сколько бы он ни перечитывал чертово письмо, порядок слов в нем не меняется и смысл остается все тем же: Хосе Луис думает, что Таня улетела к нему. Не предупредив, не отправив электронного письма или телеграммы. Это вполне в ее стиле, стоит только вспомнить ее послания и тот единственный сеанс связи через Интернет. Таня была одержима Габриелем, но… еще больше она была одержима Тунисом. И если она не появилась здесь, то, вполне вероятно, отправилась в Тунис. И там нашла себе тунисца, похожего на Габриеля, или вовсе непохожего на него. А может, это был не тунисец, кто-нибудь другой, Таня — натура увлекающаяся, и это все объясняет. Таня — в Тунисе, там ей и место, горячей и импульсивной, местное солнце как раз для нее. Нужно только сообщить об этом Хосе Луису, завтра же Габриель сочинит ответ. Спокойный и обстоятельный, нервировать доброго старика ни к чему. Завтра же он напишет подробное письмо, в крайнем случае — послезавтра.

А лучше — после того как откликнется издательство. Его затянувшееся молчание действует на Габриеля убийственно, он ни на чем не может сосредоточиться, а для письма старине Хосе Луису нужна как раз сосредоточенность. Ждал же он несколько месяцев, вот и теперь подождет.

Так решает Габриель, в глубине души понимая: его реакция не совсем правильная. И не начать ли ему угрызаться по этому поводу?

Нет, не начать.