8–9–8

Впервые заметив слепую вместо уже привычной Васко, Габриель струсил, пальцы его задрожали, а листки с текстом едва не вывалились из рук. На то, чтобы прийти в себя, ушло добрых пять минут. И все это время Габриель твердил себе: видение, самое обыкновенное видение, ты же знаешь, как оно возникает, недоумок! вспомни, что было, когда Снежная Мика посетила тебя первый раз. Ты едва не обделался, но страх оказался напрасным. И здесь он напрасен.

Напрасен, напрасен.

Конечно, напрасен.

Тем более что Габриель научился справляться с ним, как научился правильно интонировать и расставлять акценты в тексте. А может, такая склонность к чтецкому ремеслу передалась ему по наследству? Ведь его отец был чтецом, он проводил долгие часы за изложением самых разнообразных текстов торседорес, вот интересно, поднимал ли он голову во время чтения?

Свои тексты Габриель старается читать вполголоса, а иногда, когда в patio заглядывает Алехандро или появляются Рекуэрда с Ваном, и вовсе переходит на шепот. Или попросту прекращает сеанс погружения в практически нейтрализованные бездны Птицелова.

— Знакомишь куклу со своим творчеством? — насмехается Рекуэрда. — Хочешь добиться от нее рецензии? Ты, парень, совсем того… Она ведь даже языка не знает. Почитал бы нам. Уж мы-то оценим твой опус по достоинству.

— Как-нибудь потом, — вяло отбивается Габриель.

— Ну, смотри… А у меня для тебя новости.

У Габриеля тоже есть новости для толстяка. Вернее — одна новость. Вернее — эта одна новость перестала быть новостью несколько недель назад и заключается в том, что Снежная Мика не хотела бы иметь близких отношений с Рекуэрдой. Но Габриель ни за что ее не озвучит. Толстяк — дело другое.

— У меня для тебя новости, — еще раз торжественно провозглашает он. — Насчет твой бывшей девушки… Как ты говоришь ее звали?

— Кого? Девушку?

Габриель неожиданно чувствует посасывание подложечной и легкую ломоту в висках: какую девушку имеет в виду Рекуэрда? Христину Портильо, он рассказывал толстяку о неистовой Христине, больше ни о ком.

— Ну да. Той, что хотела изменить мир к лучшему, очистить его от всякой мрази. У нее еще была татуировка на шее.

— Термит, — мямлит Габриель. — На шее у нее был вытатуирован термит, а звали ее… Христина Портильо.

— Точно. Христина Портильо. Та, что не любила носить туфли на высоких каблуках. Все верно?

Габриель не помнит, говорил ли он Рекуэрде о каблуках. И говорила ли с ним о каблуках сама исчезнувшая в толще времен Христина, но, на всякий случай, кивает головой:

— Все верно. Все.

— Так вот. Я не нашел ее.

— И это вся новость?

— Нет. Это — первая часть новости. А вторая заключается в следующем: я не нашел ее, потому что не смог найти, хотя перелопатил все базы данных. В правоохранительных органах служит с десяток Христин. Еще полтора десятка носят фамилию Портильо. Семеро мужчин и восемь женщин. Мужчин отбрасываем сразу, но оставшиеся восемь женщин — не Христины.

— Она могла уволиться…

Габриель и сам не верит тому, что говорит, представить пламенного борца с террором, отошедшего отдел ради выращивания люффы, разведения цветов, детей или собак — невозможно.

— В базах данных собраны сведения за последние двадцать лет. Или вы были знакомы раньше?

— Нет.

— Или ты был знаком с кем-то другим, не имеющим отношения к полиции?

— Нет.

— А мне сдается, что ты врешь, приятель! И это третья часть новости. Я не смог найти Христину Портильо, офицера полиции и специалиста по борьбе с террором, потому, что ее не существует в природе. Ты ее выдумал. Как выдумываешь все остальное, чтобы казаться более значительным. Я тебя не осуждаю, все писаки такие, все торговцы книжонками. Это даже забавно, но вот тебе совет на будущее, парень: нужно знать, кому вешать лапшу на уши. Вон та кукла, может, ничего и не заподозрит, но со стариной Рекуэрдой такие номера не пройдут. Уяснил?

Габриель совершенно раздавлен, тут-то бы ему и сообщить успевшую покрыться пылью новость о том, что шансы толстяка в борьбе за сердце Снежной Мики равны нулю. Но он не делает этого: не из жалости к Рекуэрде, а из чувства самосохранения. И дело не только в кулаках полицейского-беспредельщика — в чем-то еще. Связанным с Христиной (она — существовала, что бы там не лепетал толстяк) и почему-то с Чус, его пропавшей сестрой. И…

с какой-то опасной догадкой по поводу самого Габриеля, она свидетельствует о чем-то в его незамутненном и безоблачном прошлом — но о чем?..

Впрочем, Габриель недолго остается оплеванным и неотомщенным.

Все становится на свои места, когда patio навсегда покидает Ким (выведенные из себя сеульские работодатели выдергивают его из Города, как морковку из грядки). Прощание с Кимом получается трогательным, он даже проливает слезу — но не по Габриелю, не по Рекуэрде и Вану. По тайне притягательности Снежной Мики, она осталась неразгаданной.