Толпа вокруг новоосвященного Храма Падшего Бога, или Храма Скованного, или попросту Храма Цепей, как называло его большинство, была густой и странно упорядоченной. Все потели, но не по причине солнечного утра, а скорее отдавая дань болезненного отчаяния и нетерпеливой надежды.
Однако двери на узком фасаде оставались закрытыми, запертыми изнутри. Приношения складывали рядом - медные и оловянные монеты, звенья цепей, нелепого вида застежки и дешевые украшения.
Бедек и державшая ручки его тележки Мирла оказались в гуще толпы дрожащих алкоголиков, рябых, хромых и изувеченных. Взирали молочные глаза, словно катаракта была расплатой за слишком острое зрение; другие глаза были наполнены тоской по чуду, жаждой благословения, мольбой о случайном касании руки Пророка. Уродливые лица поднимались, следя за створками дверей. В середине людской гущи царило невыносимое зловоние - запах гнилых зубов и выдохи больных легких. Со своего невысокого насеста Бедек мог видеть лишь плечи и затылки.
Он заскулил, потянул жену за тунику. - Мирла! Мирла!
Обращенный на него взор был одновременно неистовым и … мелким; Бедек потрясенно увидел ее - и свою - ничтожность, незначительность, подлость. Они, подумал он, ничем не лучше окружающих. Каждый желает, чтобы его заметили, выделили, подняли над остальными. Каждому грезится, что он попадет в фокус божьих глаз - глаз, сияющих пониманием и милосердием, глаз, сознающих несправедливость и неравенство существования. Бог сделает их правильными. “Он сделает нас - каждого и всех - правильными. Целыми”. Но Бедек не верил в это. Не за этим они пришли. Он и Мирла совсем другие. Они не похожи на здешнюю шваль. Они… понимаете, они потеряли ребенка.
Они уже узнали, что двери не откроются до полудня. Иногда они остаются запертыми и дольше. А иногда Пророк вовсе не показывается. Если он воссоединяется со своей болью? рассказывали им, то не показывается целыми днями.
“Да, да, но он благословляет людей? Помогает людям?
О да. Я сам видел человека в ужасной боли, и Пророк забрал ее.
Он исцелил того человека?
Нет, он испепелил его. Отправил дух - обретший покой - в руки Падшего. Если ты страдаешь, то здесь надо закончить жизнь - только здесь, понимаешь, ты можешь быть уверен, что душа попадет в родной дом. Туда, в любящее сердце Падшего. Тебе не хочется вновь обрести ноги? На другой стороне жизни, вот где ты их найдешь”.
И Бедек понял, что, похоже, Увечный Бог не сможет им помочь. Не найдет Харлло.
Ему тут же захотелось домой.
Но Мирла не уходила. Жажда всё пылала в глазах, но она трансформировалась и уже не имела отношения к пропавшему Харлло. Бедек не знал, чего она желает теперь, но был напуган до глубины души.
***
Цап пытался сделать повязку, в которую можно поместить обеих недвижимо лежавших на полу малявок. Он убедился, что обе еще дышат - ведь известно, что слишком долгое удушение может привести к смерти, а ему нужно быть осторожным. Он всегда душил их осторожно, ведь если только одну найдут мертвой, он может сказать, что она уснула и не проснулась, ведь такое бывает с малышами. А потом заплакать, потому что все будут этого ожидать.
Бедняжка. Но она ведь всегда была слабенькой? Так много нынче слабых детей. Только сильные, умные выживают. В конце концов, таков мир, а мир не изменишь ни на кроху.
В районе Дару, у Высокого Рынка живет человек - всегда хорошо одетый и с полным кошелем монет - про которого говорят, что он берет малышей. Десять, двенадцать серебряных консулов за девочку или мальчика, все равно кого. Он знаком со многими богатыми людьми - он просто посредник, но все идут к нему, если не хотят, чтобы кто-то что-то узнал, чтобы нашли маленькие тела, чтобы люди начали задавать вопросы.
Прогулка будет долгой, особенно с Мяу и Хныкой; вот почему нужно сделать повязку вроде тех, какие делают матери - ривийки. Вот только как они…
Дверь распахнулась, и Цап подпрыгнул от внезапного ужаса.
Мужчина, вставший на пороге, выглядел знакомо - он приходил в последний раз вместе со Стонни Менакис - и Цап сразу угадал, что драгоценному Цапу угрожает опасность. Ледяной страх, немыслимая сухость во рту, стук сердца…
- Они просто уснули!
Мужчина выпучил глаза: - Что ты с ними сотворил, Цап?
- Ничего! Уходите. Ма и Па нет. Они ушли в Храм Цепей. Приходите позже.
Однако мужчина вошел в дом. Рука в перчатке как бы случайно коснулась Цапа, отбросив от неподвижно лежащих на полу девочек. Удар сотряс Цапа - и, словно была выбита некая пробка, страх овладел им целиком. Мужчина встал на колени, опустив ладонь на лоб Мяу; Цап вжался в стену.
- Я позову стражу… я кричать буду…
- Заткни поганый рот, или я тебе помогу. - Быстрый, суровый взгляд. - Я ведь даже не начал, Цап. Пора расплатиться. В день пропажи Харлло, в тот день… - Он поднял руку, встал. - Они одурманены? Рассказывай, что ты сделал.
Цап хотел было наврать, но тут же подумал: если сейчас рассказать правду, то мужчина может поверить в ложь, которую он расскажет потом… в ложь о другом деле. - Я просто придушил обеих, потому что слишком много вопили. Вот и все. Я им не навредил, честно.