А был ли мальчик?

Но может быть, официальная историческая наука имеет серьезные основания для такой безапелляционности? Может быть, фундаментальные положения, на которых она покоится, являются образцом научной строгости, что и дает традиционалистам моральное право сверху вниз поглядывать на коллег, не разделяющих их точку зрения? К сожалению, уверенности в этом нет никакой, особенно в свете той яростной, почти священной войны, которую они объявили возмутителям спокойствия. Разве можно даже в кошмарном сне вообразить, чтобы солидная научная дисциплина, обладающая надежной доказательной базой, ну хотя бы современная астрономия, вдруг с пеной у рта ринулась в ожесточенную полемику с построениями астрологов? Если у вас в руках крепкая научная теория, проверяемая практикой, нет нужды опасаться покушений на ее устои. Хороший специалист, владеющий материалом, всегда сможет, что называется, на пальцах показать малограмотному оппоненту истинную цену его рассуждений. А вот дипломированные историки нередко предпочитают не вступать в спор по существу, а отделываться печальной констатацией, что «виртуальная всемирная история, созданная Н. А. Морозовым и его последователями, продолжает свое существование». Но такое утверждение имеет и обратную силу. Ровно с тем же успехом можно сказать, что виртуальная история, созданная Иосифом Скалигером, Дионисием Петавиусом и их последователями не только продолжает существовать, но еще и получила статус истины в последней инстанции. Однако чем, собственно говоря, «дешевая морозовщина» отличается от «дешевой скалигеровщины», никто из историков внятно объяснить не может. Временами создается впечатление, что они затвердили свое знание наизусть, как детскую считалку.

Между тем вести себя таким образом настоящий ученый попросту не имеет права. Чтобы дать читателю представление о том, как должен рассуждать ученый, пекущийся об истине, а не о защите чести мундира, предоставим слово известному отечественному биологу А. А. Любищеву. И хотя Любищев придерживается традиционных взглядов на историю, ему не приходит в голову призывать сбросить Морозова с парохода современности. «Возьму для примера такого автора, как Н. А. Морозов. Я читал его блестяще написанные „Откровение в грозе и буре“ и „Христос“ (семь томов). Морозов совершенно прав, когда пишет, что если бы теории, поддерживаемые „солидными“ учеными, получали бы такое же обоснование, как его, то они считались бы блестяще доказанными… Но его выводы совершенно чудовищны: Царства — египетское, римское, израильское — одно и то же. Христос отождествляется с Василием Великим (церковный деятель, теолог и философ-платоник, живший в IV в. н. э. — Л. Ш.

)… и проч. Можно ли принять все это? Я не решаюсь, но отсюда не значит, что Морозов очковтиратель и проходимец». Далее Любищев пишет, что против Монблана фактов, собранных Морозовым, можно выставить Гималаи других, но похожая картина наблюдается и в биологии, поскольку имеется огромный массив фактов, противоречащих дарвинизму (Любищев не без успеха полемизировал с Дарвином). А. А. Любищев пишет: «…не все работы Морозова приводят к нелепым выводам. Очень высоко ценят химики работу Морозова „Периодические системы строения вещества“, где он предвидел нулевую группу, изотопы и еще что-то. Это, несомненно, был очень талантливый человек, но своеобразие его жизни позволило развиться лишь одной стороне его дарования — совершенно исключительному воображению — и, по-моему, недостаточно способствовало развитию критического мышления. Как же быть? Принять или отвергнуть Морозова? Ни то ни другое, а третье: использовать как материал для построения критической гносеологии…» (Цитаты по книге С. Валянского и Д. Калюжного «Другая история науки».) Вот это подход настоящего ученого-естественника! Придерживаясь традиционных исторических взглядов, он, тем не менее, понимает, что не лезущие в схему факты (особенно, когда их много) нельзя отметать с порога, и настойчиво призывает к ревизии официальной парадигмы. А вот историки делать этого решительно не хотят, полагая, что все спокойно в Датском королевстве. На наш взгляд, весьма симптоматично, что стоит только неглупому и здравомыслящему человеку чуть-чуть прикоснуться к зданию всемирной истории, как из него сразу же начинает сыпаться труха. Например, К. Белох (1854–1929), одним из первых применивший статистический подход к древней истории, в работе «Аттическая политика со времен Перикла» исследовал численность населения греко-римского мира и пришел к выводу, что никаких рабов в древности быть не могло. А изучив труды «древних историков», заявил, что такая, с позволения сказать, история подчиняется художественным законам и к науке никакого отношения не имеет.