А что, если бы

В добавление к крепким сапогам им потребовались бы антирадиационные костюмы. Сознавая свою относительную слабость в обычных вооружениях, западные державы были готовы остановить продвижение русских по Центральной и Западной Европы применив тактическое, а то и стратегическое ядерное оружие. Планы, разработанные различными службами в американских штабах, предполагали воздушные атомные атаки по наступающим русским войскам и их коммуникациям в сочетании с ядерным ударом по территории СССР с баз в Испании и на Сицилии (вариант, предложенный армией), или бомбардировкой советских объектов силами дальней авиации (вариант ВВС), или применением против советских войск тактических ядерных зарядов самолетами, базирующимися на авианосцах (предложение, сделанное командованием флота). Адмирал Д.В. Галлери, один из авторов военной доктрины США, выражал надежду, что тактические атомные удары по продвигающимся советским войскам в Центральной Европе помогут избежать необходимости стратегической бомбардировки собственно территории России. «Когда русские армии будут остановлены у Рейна, — писал он,— и вождям и народу станет ясно, что лучше вступить в переговоры о мире, чем подвергнуться полномасштабному ядерному удару. Пока их войска находятся восточнее Рейна, угроза атомной бомбардировки будет иметь больший эффект, нежели нанесение удара после того, как они уже наводнят Европу».

Но и без бомбардировки территории СССР нанесение тактических ядерных ударов по продвигающимся советским войскам нанесло бы страшный ущерб тем самым регионам Центральной и Западной Европы, которые в Вашингтоне собирались спасать. Понимание этого факта способствовало распространению того мнения, что «лучше быть красным, чем мертвым», во всей Европе, а особенно в Западной Германии, подозревавшей Вашингтон и его союзников в намерении вести Третью Мировую войну «до последнего немца».

Впрочем, русские, вместо того чтобы, разжившись сапогами, выступить в поход, усилили нажим на Берлин, где Запад был особенно уязвим. В ответ на действия западных держав по созданию нового западногерманского государства (чему Москва, не потерявшая надежды установить контроль надо всей Германией, всячески противилась), Советы в 1948 году начали препятствовать железнодорожному и автомобильному сообщению между Западным Берлином и Западной Германией. Сделать это русским было совсем не сложно в силу того, что в свое время западные союзники не позаботились об обеспечении каких-либо гарантий свободного доступа к своим секторам Берлина через советскую зону оккупации Германии. Теперь их доступ ограничили тремя шоссе, двумя железнодорожными ветками, каналом и тремя воздушными коридорами. В июне 1948 года следом за введением в Берлине новой западногерманской валюты Советы ужесточили блокаду. Впрочем, вопреки широко распространенным мифам, Западный Берлин не был изолирован полностью: осуществлялась торговля западных секторов города с советской зоной, а также перемещение товаров и людей между Восточным и Западным Берлином. Эти связи не прервались по той простой причине, что экономика советской зоны оккупации находилась в сильной зависимости от торговли с Западным Берлином. Непосредственная цель Москвы при проведении этой отнюдь не непроницаемой блокады сводилась к тому, чтобы помешать созданию западногерманского государства. Кроме того русские надеялись, что, убедившись в уязвимости своих гарнизонов в Западном Берлине, союзники их оттуда попросту выведут.

Действия СССР вызвали ощущение кризиса в западных столицах, и в первую очередь в Вашингтоне, от которого ожидали адекватного ситуации ответа. Джордж Кенанн, глава группы политического планирования Государственного Департамента, вспоминал: «Никто понятия не имел, как при данных обстоятельствах противодействовать русским и есть ли вообще возможность как-то им противодействовать. Ситуация сложилась мрачная и весьма опасная».

Она и впрямь виделась столь опасной, что Конгресс призвал к немедленной эвакуации из Берлина американских граждан, а некоторые политики высказались и за вывод войск. Интересно, что среди последних оказался и начальник штаба армии генерал Омар Брэдли. Еще до того, как Советы перерезали сухопутное сообщение с Западным Берлином, Брэдли, обсуждая с Берлинским комендантом генералом Лусиусом Клеем вопрос о том, имеет ли для США смысл рисковать ввязаться в войну, стараясь сохранить свои позиции, заметил, что «сомневается в готовности американского народа начать войну ради сохранения наших позиций в Берлине и Вене». Клэй, в отличие от него, полагал, что советская тактика представляет собой простой блеф, как раз и рассчитанный на вытеснение Запада из Берлина. При этом он добавил, что в случае возникновения реальной опасности готов и к войне — лишь бы «спасти» Берлин. «Если падет Берлин,— предупреждал он, — следом падет и вся Германия. Если мы и впрямь намерены защитить Европу от коммунизма, то не должны бездействовать».