А что, если бы

Такое видение перспективы (не слишком отличавшееся от продемонстрированного пару десятилетий спустя американцами во Вьетнаме) в то время казалось вполне оправданным. Советский Союз согласился на вывод своих войск из Маньчжурии, и части националистов хлынули на освобождаемые Красной Армией территории. Переброска войск — сначала по воздуху — началась уже осенью 1945 года. Они покатились вперед, сминая застигнутых врасплох, совершенно не готовых к такой войне коммунистов. Правда, у ключевого железнодорожного узла Сипинджи сломить коммунистов удалось лишь после месячного сражения. Их предводитель Линь Бяо волна за волной бросал под огонь националистов необученных новобранцев, включая 100 000 фабричных рабочих из Чаньчуня [320]. Лишь 18 мая — потеряв 40 000 человек, что составляло половину его армии, — Линь Бяо бежал на север.

 Произошедшее потом заставляет вспомнить знаменитый приказ Гитлера, остановивший преследовавший британцев вермахт у Дюнкерка и превративший решающую победу Германии в стратегическое поражение [321]

.

В то время генерал Маршалл искренне пытался решить неразрешимую задачу создания коалиционного правительства из коммунистов Мао и националистов Чана. Никакой предварительной договоренности об отказе Чан Кай-ши от ввода войск в Маньчжурию не существовало, однако когда это случилось, коммунисты принялись громогласно обвинять Чана в коварстве и подрыве доверия, необходимого для сотрудничества и достижения мирного соглашения; В январе 1946 года Маршаллу удалось добился заключения перемирия, но оно очень скоро оказалось нарушенным, и теперь коммунисты, ища спасения от наступления националистов, оказали давление на американцев, призывая к немедленному вмешательству.

И Маршалл прислушался к их просьбам. Используя весь авторитет США — богатейшей и могущественнейшей страны лежавшего в руинах послевоенного мира, — он надавил на Чана, требуя остановить наступление. И Чан сдался.

Ошеломленные военачальники умоляли его изменить это решение, втолковывая, что захват Харбина будет означать полную победу над вооруженными силами коммунистов в Маньчжурии, но тот в ярости ответил своему главнокомандующему: «Ты уверяешь, будто захватить город будет совсем просто, но знай ты причины, по которым мы не можем захватить его, ты бы понял, что мне совсем не легко будет его не взять». Впоследствии Чан называл прекращение наступления худшей ошибкой, совершенной им за все время борьбы с коммунистами [322].

Сумей китайский лидер не поддаться давлению Маршалла, он вполне мог могучим пинком вышибить коммунистов из Маньчжурии и поставить весь мир — не только Вашингтон, но и Москву — перед свершившимся фактом. Хотя существовала вероятность и того, что коммунисты могли перегруппироваться и нанести удар по растянувшимся коммуникациям наступавшей армии. Несомненным остается одно: приказ остановиться лишил Чана шансов одержать военную победу.

 Армия националистов утратила наступательный импульс. Подобно Сизифу, они почти достигли вершины — и на последних шагах внезапно покатились назад. Но предположим, что Чан вовсе не стал бы вступать в борьбу за Маньчжурию. Сосредоточенные на основной территории Китая его войска были бы гораздо сильнее, и это могло бы сыграть решающую роль. Более того, это сулило серьезные перемены в отношениях как с Вашингтоном, так и с Москвой. В случае продолжения столкновений на основной территории Китая гнев Маршала обратился бы против коммунистов, да и Советы, видя, что Чан не намерен оспаривать их право на контроль над северо-востоком, пошли бы на соглашение с ним, и согласились ограничить зону коммунистического влияния одной Маньчжурией.

Мао, само существование режима которого обеспечивалось бы лишь наличием в Маньчжурии советских военных баз, оказался бы в полной зависимости от Москвы, которая лишь усиливалась бы по мере интеграции региона в экономику советской Сибири и Дальнего Востока.

Разумеется, нашлись бы коммунистические вожди (хоть бы и тот же Мао), желавшие установить власть над всем Китаем, но поднаторевшие в такого рода демагогии советские политики объяснили бы им, что всекитайская пролетарская революция вовсе не отменяется, а лишь откладывается до наступления исторически неизбежного краха капитализма, когда некоммунистические страны, словно созревшие фрукты, сами попадают им в руки.

Такой довод Сталин привел французским коммунистам, просившим о силовой поддержке для прихода к власти во Франции после разгрома нацистов. Ссылаясь на прогнозы своих экономических «гуру», он предложил им потерпеть всего несколько лет. Мировой кризис капитализма близок, а до той поры не стоит дразнить США и Англию понапрасну.