Но несмотря на то, что Вашингтон являлся неизменным союзником Чана, многие американцы не жаловали китайского генералиссимуса. Он не знал ни слова по-английски, не доверял иностранцам и держался с ними настороженной. «Уксусный Джо» Стилуэлл, командующий американскими войсками на китайско-бирманско-индийском театре военных действий, презирал главу чунцинского правительства, называя его «дешевкой». Под руководством Чана Китай был обескровлен в бесплодной войне с Японией, и, кроме того, генералиссимус нес личную ответственность за чудовищный размах коррупции, экономический упадок и разгул насилия в стране. Коммунисты, власть которых народ еще не испытал на себе, выглядели предпочтительнее в глазах многих, включая осведомленных и мыслящих иностранцев.
Что же до окопавшихся в далекой Янъани коммунистов, то начавшееся в августе 1945 года вторжение Красной Армии в Маньчжурию неожиданно открыло для них новые возможности. Стратегического значения Янъань не имела: коммунисты угнездились там в 1930-х годах, спасаясь от проводимой националистами кампании по «искоренению разбойников». Преимущество этого места состояло в близости к границе Монгольской Народной Республики, находившейся в то время под полным контролем СССР и способной стать для коммунистов последним убежищем в случае новой угрозы со стороны националистов.
Зато Маньчжурия представляла собой ключ к овладению всем Китаем. Именно с этого плацдарма начинались завоевательные походы, приводившие к воцарению в стране династий завоевателей. Последний раз именно маньчжуры — народ, давший провинции свое имя, — в 1644 году повели отсюда наступление на Пекин и основали великую династию Цин, правившую до 1912 года.
Простейшее решение коммунистов состояло в том, чтобы переместить свои вооруженные силы и управленческий аппарат из Янъани в Маньчжурию следом за освобождением последней от японцев наступающей Красной Армией. Советы и впрямь способствовали этому, и отдельные отряды коммунистов даже перебазировались на новое место по находившимся под советским контролем железнодорожным путям
[310], однако существовала серьезная проблема. На словах Советы признавали Маньчжурию частью единого националистического Китая и не имели официальных дипломатических отношений с коммунистическими властями.Однако коммунисты — и советские и китайские — считали себя принадлежащими к международному братству единомышленников, а потому искали и находили приемлемые формы сотрудничества. Коммунистические отряды дислоцировались за пределами столицы провинции, именовались «местными отрядами самообороны», а их поддержка со стороны советского командования (весьма весомая) объявлялась «неформальной». К тому же Советы не допустили того, чтобы армия националистов вступила в Манчжурию и приняла там капитуляцию японцев
[311].При негласной поддержке осуществлявшей военный контроль над провинцией Красной Армии коммунисты прибрали к рукам местную гражданскую администрацию. Поначалу они не уделяли первостепенного внимания созданию сильной армии, но зато учреждали в каждом маньчжурском городе или селении партийную ячейку. Возможно, они рассчитывали на постоянную защиту со стороны советских войск.
Тем временем националисты развернули активную дипломатическую кампанию, добиваясь скорейшего вывода Красной Армии из Маньчжурии
[312]. Эта кампания увенчалась успехом — в то же время став первым шагом к роковому решению Чан Кай-ши.Представим себе, каким могло стать политическое будущее Азии, не поведи Чан спор с советскими и китайскими коммунистами за контроль над Маньчжурией. Думается, в этом случае здесь возникло бы что-то, похожее на азиатскую Восточную Германию — «Китайская Народно-Демократическая Республика», территория которой почти наверняка ограничивалась бы Манчжурией и которая стала бы дополнением к Корейской Народно-Демократической Республике, провозглашенной Советами в Пхеньяне
[313]. В отличии от «Китайской Народной Республики», созданной Мао Цзэ-дуном и его армией в 1949 году после долгой гражданской войны, государство китайских коммунистов в Маньчжурии находилось бы под полным контролем Москвы.Среди китайских коммунистических лидеров было немало учившихся в СССР и еще больше тех, кто считал Советский Союз образцом для Китая. Подобно Чжоу Энь-лаю, они верили, что «настоящее в СССР — это будущее для Китая». Даже Мао — не учившийся в СССР, не бывавший там ранее и вообще не имевший никаких связей с Советами, в начале «Холодной войны» инстинктивно склонился на одну сторону — на сторону Москвы. Таким образом, китайская коммунистическая верхушка почти наверняка согласилась бы с вариантом создания (по примеру ульбрихтовской Германии) социалистического Китая под патронажем СССР. Коммунисты ожидали этого, свидетельством чему служит их усиленное внимание к контрою над административными органами.