...А до смерти целая жизнь

Пусть все будет хорошо. А вдуматься, сын, — все до того глубоко, до того мудро. Чем выше любовь и чище, тем неотступней тревоги, которые приносит она сердцу. Мужественное, оно само знает, как переплавить эти тревоги в силу, в твердость и нежность, без которых нельзя солдату. Особенно, если счастье любимой стало для него надеждой и смыслом собственного.

«15 февраля.

Татьянка, родная! Я рад, что у нас с тобой во всем одинаковые чувства и мнения. Конечно, в настоящую любовь мы с тобой верим. Иначе ведь нельзя. А на вопрос «твоя цель в жизни» я тебе отвечу. Но тогда и ты ответь, хорошо?

Знаешь, может быть, это странно покажется, но ясной цели у меня нет. То есть она есть, но наполовину подсознательная, так что и выразить трудно. Основное, к чему я стремлюсь, — это то, чтобы делать счастье. И через это самому быть счастливым. Главное для меня в жизни — это чтобы была счастлива ты, единственная на всю жизнь! А если будешь счастлива ты, буду счастлив и я, и наше общее счастье даст нам силу делиться им с людьми. Может быть, ты расценишь это стремление как слишком субъективное и эгоистичное? Нет, не думаю. Что может быть лучше, чем счастье любимого человека? Ничего. Я в этом уверен крепко.

Пиши, я так жду твои письма! Сейчас еще одно занятие себе нашел: перед обедом, когда почтальон готовится относить письма, я проникаю к нему в каптерку и помогаю ставить на конверты штампы-треугольники. Организуем с ним такие соревнования: кто быстрей — он поставит штемпеля или я ему подам конверты. Он, как автомат, машет рукой, опуская ее поочередно на штемпельную подушку и на конверт, а я стараюсь еще быстрей подсунуть письмо. Когда все письма проштампуем, подсчитываем, на каком конверте больше штампов, чем один, а на каком вообще нет. Где стоит два штампа вместо одного, там мне минус, т. к. я зазевался и карающая рука почтальона опустилась на конверт два раза. Где ни одного — там уж минус ему, никуда не денешься.

Скажи, дураки мы, дурни, «с жиру бесимся». Как у нас говорят: «Чем бы солдат ни тешился, лишь бы домой не просился». Вот мы и тешимся. Кстати, почтальона зовут Саня, тезка, стало быть. Это человек, с которым мы держимся во многом одинаковых мнений. Он, как и я, имеет склонность к живописи и вообще к изобразительному искусству. Следующее письмо пошлю тебе в конверте, на котором будет «литография» Сашки, талантливо, хотя и нехитро сделанная. Достанем с ним резины, займемся приготовлением эстампов, точнее, «эстамповидных» конвертов. Опять же все сводится к тому же: «Чем бы солдат ни тешился…»

«16 февраля.

Ну и денек сегодня выдался! С утра как белка в колесе. А все сдуру, сдуру…

Стукнула в голову идея, проявил, так сказать, разумную инициативу. Утром встал, помыкался из угла в угол и до тех пор не перестал скучать, пока не осенило: решил поработать сам и ребяткам дать толчок к действию. Приехал в лабораторию и с порога заявил: «Застава, в ружье!» Они меня поняли.

Через пять минут я уже балансировал, стараясь не хлопнуться оземь, на высоком и довольно шатком помосте. Рукава засучепы, на голове газетная пилотка, в руках малярная кисть, «глаза мечут громы и молнии». А на полу уже красуется огромная лужа — пролитое ведро извести. Начало потрясающее.

Но это только цветочки. Не успел побелить и метра потолка, а был уже весь забрызган известью. Понял, что карьеру в малярной бригаде мне не пробить, загнал вместо себя на верхотуру другого, а сам сел в углу и закурил с горя. Не прошло и получаса, как злосчастный первый квадратный метр потолка был общими усилиями побелен. Оставалось еще 59 квадратных метров потолка, не считая 80 квадратных метров стен.

Но судьба издевалась над нами. Когда передвигали помост, ведро с известью грохнулось на голову моему тезке. Второе за день ведро с драгоценной известью! Сашка был беленький с ног до головы, как ангелочек, даже язык у него побелел. А что касается потолка, то он не побелел. Он был исполосован, как зебра.

Сашке объявил устный выговор без занесения в учетную карточку «за использование стройматериалов не по назначению», вместе с Юркой (тоже наш лаборант) отмыли его от извести и положили сушиться на подоконник. Я, опять поминая бога и всю его родню неласковыми словами, полез к заветной мечте — к потолку — и со злости побелил половину. Сходили пообедали, потом зашли взглянуть на наши труды; открыли комнату, и все трое одновременно сели на пол и закурили.

Потолок выглядел гениально: мы видели прекрасную картину тропического леса, чудесное сплетение линий и форм.

Потолка не было.

Мы все начали сначала…

А теперь я сижу и думаю о двух вещах: 1. Где достать извести? 2. Молю бога, чтобы мой начальник не появился дня два-три в лаборатории, иначе или у него будет инфаркт или у меня.

Извини, Татьянка, что пишу тебе эту чушь. Не суди строго. Хоть положение и не очень веселое, но я юморист, и сегодня я в ударе от событий дня. И просто захотел с тобой поделиться этой «юмористической трагедией». Главное — смотреть на вещи просто и не терять чувство юмора. Верно?»