...А до смерти целая жизнь

Смотреть просто и не терять чувство юмора… С детства, с первых школьных лет начали мы замечать эту твою особенность. И недаром в одном из писем твоих домой ты писал, что «неопубликованная лирика Миши Виничио» привела тебя в дикий восторг. Это о тех летучих стихотворных экспромтах, сочиненных будто бы твоим любимцем котом. Я послал тебе несколько «его творений». А рубрику «из неопубликованной лирики» придумал для пущего смеху: смеяться ты любишь и умеешь.

Тебе особенно поправились два экспромта:

Я — юморист.Смешу я всех до смерти,Хоть тошно на душе бываетей-же-ей!Но пусть у самогодерутся в пузе черти —Я — юморист!

И ник-ка-к-ких чертей!Философ я…На жизнь гляжу сквозь когти.Я понял всю ееИ смысл ее постиг.О нет — разуверять меня не могте— Философ я!..Господь меня прости.

И до того полюбилась тебе эта «философия под кота», что закончил письмо просьбой:

«Папа, сагитируй этого кота-мыслителя, если у него будет желание, а у тебя — свободное время, пусть он тебе продиктует «на машинку» еще что-нибудь лирическое».

Но продолжим твое письмо к Татьянке.

«…Ты пишешь, что тебе не хватает иногда моей бесшабашности? Да, я умею, хоть и не всегда, улыбаться, когда мне грустно. Но не всегда это легко дается. Помнишь слова Есенина:

В грозы, в бури,В житейскую стынь,В дни тяжелых утратИ когда тебе грустно,Казаться улыбчивым

И простым —Самое высшее в мире искусство.

Я этим искусством не обладаю, вернее, обладаю не в такой степени, в какой хотелось бы. Ведь чем бесшабашнее на вид человек, тем легче с ним окружающим, правда? А помнишь, как ты одергивала меня, когда я уезжал: «Не смеши, Сашка!» Да если б я не смешил, нам в тысячу раз тяжелее были бы эти последние минуты. Думаешь, мне легко было, когда я отговаривался на все шутками?..»

Отговаривался на все шутками… Сколько ты умеешь прятать за нею, за шуткой! Сам вроде бы умею шутить, а тебе завидую. До того светло, до того ясно в письмах твоих, до того залиты они любовью и верой… И сверкают, будто луг, ополоснутый грибным дождичком, опоясанный радугой, забрызганный отчаянным солнцем.

Как непроницаем, оказывается, и до чего глубок человек — даже в письме любимой непроницаем, где самая святая, на пределе искренности правда. Значит, есть на душе такое, чего и любимой не скажешь. Ты солдат, а солдату доверено так много: покой Родины, в безбрежности которой величайшее — покой матерей и невест, чей каждый день, каждый миг жизни натуго перетянут негасимой тревогой и неизлечимой надеждой.

«17 февраля.

Сегодня состоялось первое занятие наших самодеятельных курсов по подготовке к поступлению в вузы. Два часа физики. Сидел, не пропуская ни одного слова, и вспоминал, как слушал эти же вещи давным-давно, на первом курсе нашего техникума. Ведет занятия представительный молодой человек в очках, окончивший физмат — факультет пединститута (я тебе уже писал о нем как-то). Его «подпольная кличка» — Миша. Ведет занятия очень интересно — заслушаешься. И знаешь, о чем я еще подумал? О том, что когда-то мы с тобой будем сидеть рядом на лекциях в Пермском политехническим Это будет. Обязательно будет. Пусть даже не там, не в Пермском, но будет. Верь в это.

Извини, что письмо будет коротким: до понедельника должен выполнить «спецзаказ» — написать одному вояке (он учится к вечерней школе) сочинение по пьесе Горького «На дне». Работа предстоит адова… «Проблема истинного и ложного гуманизма». Сейчас буду читать, выписывать, суммировать, анализировать — в общем, писать сочинение по тем законам, которым учил меня Леонид Иванович. Халтурить не могу, не хочу и не буду, а чтобы толково написать, поработать придется… А Витька (тот, кому пишу) ответит за мои муки на том свете. Дурацкий у меня характер, слишком мягкий… Не смог отказать парню. Да и мне тренировки и экскурсы в область эстетики пригодятся. Для общего развития полезно.

До свидания, родная…

Всегда твой Сашка».

«19 февраля.

Подгоняю время как только могу: стараюсь больше работать, плюс возобновил систематические занятия по философии.

Что ни говори, философия — великая наука, от изучения ее получаешь большое удовлетворение, чувствуешь себя человеком.

Уткнешься в «Философские тетради» Ленина — и кажется, будто проходишь сквозь строй великих мыслителей, начиная древними греками и кончая Лениным. И слышишь жизнеутверждающие слова. Он поддерживает тебя своим оптимизмом, радует неописуемой четкостью мысли, веселит меткими издевками в адрес инакомыслящих.

Будет время, родная, когда мы с тобой вместе почитаем Ленина. Какой у него замечательный, простой и умный язык, какие меткие шутки и тонкие сравнения!..»