...А до смерти целая жизнь

И опять мысли о твоей маме. Помнишь, ты мне говорил, что она чутко улавливает девичий характер? Да, ты был прав. С ней можно поделиться самыми сокровенными думами. Она очень беспокоится о тебе. А я тоже хороша — проговорилась, что ты отморозил щеку. Ругай меня, каюсь.

Помнишь, в песне: «Если можешь, прилетай скорей!»

Прилетай, я очень жду…

Твоя Татьянка».

«20 февраля.

Здравствуй, Татьянка, любимый и дорогой мой человек!

Не утерпел я до вечера, до того времени, когда все стихнут и я опять останусь наедине со своими мыслями, а значит — наедине с тобой. Прочитал твое письмо, и нестерпимо захотелось ответить на него немедля.

Родная моя, помнишь, в одном из писем я толкнул идею (сейчас признаю ее идиотской) устраивать заочные вечера поэзии? Не надо их. Не надо поэзию совать в прокрустово ложе. Это я понял наконец-то. Твои письма, каждое твое письмо, для меня — поэзия, большое, огромное наслаждение. Поверь, это так…

Скажи мне, Татьянка, почему тебе показалось, что моя мама не верит тебе? Ты слишком мнительна… Она верит мне, а я верю тебе, значит, и мама тебе верит. Когда я ей рассказал о тебе (помпишь, когда это было?), она мне сказала: «Я верю, что ты нашел свое счастье, и только от тебя зависит не потерять его». Так что брось сомневаться.

А теперь, как говорил Шолом-Алейхем, поговорим на более веселые темы. Можешь меня поздравить: я лишился одного зуба. У этого зуба длинная история: год назад я расколол его на три части (зуб коренной), наткнувшись на приличный камень в каше. Две части покинули мою грешную челюсть сразу же, а третья никак выпадать не хотела, да я и не очень печалился: осталась как раз передняя часть, вытащить — будет щербина. Несолидно. Сегодня я его расшатал до страшной боли. В санчасть идти желания нет, и я пошел на то, на что ни разу в жизни не решался: попросил товарища выдернуть этот остаток каменного века. Примитивно. Плоскогубцами.

Опытный слесарь оказался…

А то, что ты проговорилась моей маме про мою помороженную щеку, — не беда. Только не проговорись, что я тут начал зубы плоскогубцами дергать: шум будет.

Ты знаешь, я очень устал за день. Первый раз над письмом тебе буквально глаза слипаются… Извини, любимая, кончаю писать,

Спокойной ночи!..»

«Сашок, родной!

Ну, уж это совсем никуда не годится. Ты еще, чего доброго, начнешь выдергивать все зубы подряд. Берегись, вот возьму и все расскажу твоей маме, тогда будешь знать (шучу). Но ты должен пообещать, что такого больше не будет, хорошо?

…Саша, а помнишь слова поэта:

Мне вновь и вновь благословлять дороги,Которые нас к встрече привели!

Я брожу по техникуму, где все напоминает о недавней встрече с тобой… Все же интересная штука — жизнь. Живут два человека в одном городе, учатся в одном техникуме, ходят по одним улицам, а когда замечают друг друга, кажется, что всю жизнь стремились к этой встрече. Мне хочется сесть рядом с тобой и вспоминать, вспоминать… Я сейчас могу до мельчайшей подробности рассказать каждую нашу встречу. А ты?..»

«22 февраля.

Родная!.. Извини, что письмо будет коротким. Зпал бы, где упасть, соломки бы подстелил. Только было собрался сегодня, вернее, вчера вечером на концерт в Дом офицеров, а тут на тебе — приятная весть: иду в наряд. Патруль. Надеюсь, представляешь, что это такое. Сейчас уже 6 утра нового, 22-го дня. Всю ночь мотался среди воя метелей, свято помня, что должен «блюсти порядок» в гарнизоне. Через два часа вставать после короткого сна и — снова стучать сапогами по тротуару до пяти часов вечера. Что сделаешь, дисциплина и приучение к ней солдат — основное в армии.

Не ругай меня. Я сейчас примерно в том состоянии, в каком был 27-го, на вечере, разница только в том, что сейчас я не ломаю двери. Сейчас я спокоен. И незачем мне обрывать дверные ручки. Прости. Просто приехал из отпуска одип парень и…

Голова чуть-чуть кружится, и хочется поспать, хоть немного, хоть оставшиеся полтора часа…

До завтра, родная…»

«23 февраля.

Татьянка, каюсь: вчера вечером против обыкновения не написал тебе письмо. Пришел после патрулирования, бухнулся с мороза в теплую постель и мигом заснул. Проспал до утра как убитый и не знал, что приехавший поздно ночью Санька-почтальон привез от тебя письмо и книги.

Татьянка, чуткий мой человек, спасибо тебе за то, что ты живешь на этом свете!

Сегодня для всех нас праздник, а для меня — праздник вдвойне. Это ты «виновата», ласковая моя…

Ты спрашиваешь, как я представляю нашу встречу? Могу только одно сказать: так же, как и ты. Я не знаю, как ты конкретно представляешь, но не в этом суть. Главное — это будет великое счастье встретиться после долгой разлуки. Представляешь, приеду к тебе и не скажу ничего, и ты ничего не скажешь. Просто мы кинемся друг другу в объятия. И будем так стоять. И никого и ничего не будет кругом — только ты и я… Не будет пространства и времени, будут только наши глаза, смотрящие друг на друга, и — молчание…

Да, любимая, жизнь долго-долго будет расплачиваться за эту разлуку счастьем. Мы возьмем у жизни все счастье.