А ей и не снилось…

— Кто-то приезжал к нему раз в месяц женщина… Но кем она ему приходилась, никто не знает. Да и лица ее не видели никогда. Подъедет на черной машине, и зимой и летом в длинных одеждах, а на голове платок, пакеты ему в дом отнесет и уезжает.

— Понятно, а что дальше?

— Ну так вот. Витенька постоянно играл. Окна у него были открыты, из ближайших домов слышалась музыка. А год назад… Несколько дней стояла тишина, окна закрыты. Мы заволновались, куда подевался чудак, и пошли к нему. Трое мужчин, соседка моя, Галина и я. Подходим к дому осторожно и давай звать его. Мужчины ближе к дому, в окна заглядывают, — а они изнутри шторами плотно занавешены. Тогда мы уж все на крыльцо поднялись, смотрим, а дверь не заперта. Мы тогда уже поняли: нехорошее что-то случилось. Галина крестится, а я словно окаменела. Мужчины в дом вошли, думали, помер, может, Витенька… Только все еще хуже было.

— Что может быть хуже? — Рита слушала рассказ затаив дыхание.

— Убили его. Лежал посреди комнаты, в руках скрипка, глаза широко распахнуты, голова проломлена. И запах уже в доме нехороший, жара тогда стояла страшная.

— О, Господи… — поежилась Полина. — Кому же он мог помешать?

— Вот уж не знаю. Мы милицию вызвали… С людьми поговорили, но так ничего и не нашли. Тело через два дня отдали, а кто хоронить-то будет? Мы милиции рассказали о женщине, что приезжала к нему, только что толку? По документам у него вроде и нет никого. Так никого из близких и не нашли. Как он этот дом купил и кто к нему приезжал, не знаем.

— Да уж, — Рита крутила в руках стакан. — И кто его хоронил?

— Односельчане. Все как положено сделали, в церкви отпели, скрипку ему в гроб положили. Дом милиция опечатала, ключ где-то у них остался, но наши мужики решили, что нехорошо так все оставлять, и заколотили окна, двери. И потихоньку стали забывать эту историю. А на девятый день…

Подруги подались вперед, чувствуя, что сейчас будет самое интересное.

— А на девятый день в полночь с кладбища послышалась мелодия. Как сейчас помню… — Екатерина Алексеевна оставила салфетку в покое и обхватила себя руками. От волнения она сразу стала выглядеть на свой возраст. Схватив стакан с квасом, она сделала несколько быстрых глотков и продолжила:

— Я спать рано ложусь, десяти еще не было. Но в тот день уснуть не могла. Все ворочалась, ворочалась, вставала раз пять. Окна то открывала, то закрывала. Потом стемнело, с улицы прохладой потянуло, и я засыпать начала. Вдруг слышу звуки скрипки. Сначала подумала, что приснилось. Села в постели, прислушалась — и правда, играет! И так тоскливо, заунывно! Я халат надела — и к окну. Вижу, в соседних домах свет зажегся, люди на улицу выходить стали. И я вышла. Стоим, переглядываемся, понимая, скрипка-то с кладбища играет! Тут кто-то и вспомнил, что девятый день это был, как Витенька погиб. Перепугались мы! Крестились, плакали, а она все играла и играла. И так печально, аж до костей пробирала. А через час замолчала. Мы по домам разошлись, да только никто в ту ночь не уснул больше. Решили утром все в церковь ехать, в соседнее село, свечку за упокой поставить Витеньке. А под утро пожар в деревне случился у хозяев, что у края деревни жили. Так и не смогли потушить, подчистую все сгорело. Хорошо, хоть сами живы остались, их дети в город забрали. За пожар о скрипке все как-то забыли, но ненадолго…

По лицу Екатерины Алексеевны струился пот, было видно, что воспоминания даются ей с трудом. Схватив все ту же салфетку, она принялась обмахиваться ею и ненадолго замолчала. Подруги не торопили ее и терпеливо ждали продолжения рассказа.

— На сороковой день скрипка заиграла вновь. Все повторилось в точности. Полночь, тепло, туман на улице… и плач скрипки с кладбища. И опять играла она ровно час. Мужики грозились пойти на кладбище и проверить, кто там играет, но ни у кого не хватило духу. Наверное, всем одинаково казалось, что на могиле сидит Витенька с пробитой головой и играет на своей скрипке.

Девушки переглянулись — фантазии женщине было не занимать. Но Екатерина Алексеевна, погрузившись в воспоминания, не заметила этого:

— Опять мы хотели в церковь сходить, да так и не смогли. Утром нашли Андрея, алкаша нашего местного. Шел ночью, упал и о столб ударился. Сразу умер. Пока обсудили это, пока то да се, о том, чтоб в церковь сходить все забыли. Да и события эти не связали никак тогда. А вот когда скрипка заиграла в третий раз, а утром нашли очередной труп, вот тогда-то все и зашумели!

— А третий раз когда она заиграла?

— Примерно через две недели, после сорокового дня. Играла, играла, опять все собрались и слушали. А утром Артура не стало… С крыши шифер сорвало — и аккурат ему на голову. Уж тогда-то все и перепугались, о проклятии заговорили, дескать, Витенька мстит односельчанам, не спасшим его. Перепугались все! Бросились в церковь свечи ставить, службу заупокойную отслужили, уговорили священника на могилу приехать и освятить ее. Он, конечно, приехал, но наши рассказы о проклятии даже слушать не захотел, бесовщиной назвал. Конечно, легко ему говорить, он-то не слышал скрипки!