А кто убил тебя?

– Не понимаю, о чём ты, – выдохнул Артём и посмотрел на Николь. Она была красивая и даже очень. Но эта милота никогда не цепляла Шнайдер за сердце и никак не откликалась в душе, а внятную причину он так и не мог назвать. Ему так хотелось честно во всём признаться, но слова в голове путались то ли от неизвестности, то ли от глупости. Ещё вчера вечером он по-дружески держал руку Лины и пытался подобрать слова, а сегодня уже держат его руку и для него подбирают слова. Артём почувствовал страх того, что Клермон не сможет высказать всего того, что накопилось на её душе и всю оставшеюся жизнь будут винить и себя, и его. Ответственность за дальнейшее будущее Ники неожиданно поселилось в его ещё детском разуме.

– Я видела, как ты смотришь на неё. Видела любовь в твоих глазах.

– Не понимаю о чём ты.

– Конечно, не понимаешь! Ты же никогда не любил меня, – её голос начинал переходить грань спокойствия.

– Мы же были друзьями, – удивлённо проговорил парень, до сих пор не понимая на каком этапе Клермон почувствовала к нему что-то большее.

– Я влюбилась в тебя после нескольких месяцев нашей дружбы. Ты казался мне сначала неприятным, а твои шутки на редкость банальными.

– Я могу идти? Думаю, наша дружба закончилась.

Николь крепче сжала руку парня и продолжила говорить:

– Я понимаю, что это неинтересная история. Что твоя жизнь в армии выглядела абсолютно иначе. Но моя жизнь в армии – это моя любовь к тебе. Всё, что меня волновало последние три года – это ты. Неужели ты не замечал этого?

– Нет, – честно признался Артём и скривил лицо. Сейчас ему было неприятно находиться вместе с ней в одной комнате, хотя буквально пару дней назад ни за чтобы не отказался от такого удовольствия.

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Скажи, что на самом деле ты ко мне чувствуешь?

Парень взял её за плечи, приблизил к себе и прошипел сквозь зубы:

– Ничего.

– Значит дело в Алине?

– Никогда не смей приплетать Эфрон в мою безразличность к тебе.

Николь неожиданно заплакала, не веря словам бывшего друга. Тот в ярости стукнул стену и встал.

– Тебе легко, ведь не испытывал того, что сейчас у меня на душе, – девушка пыталась успокоиться, но вместо этого всхлипывала и нервно вытирала со щёк слёзы.

– Ты права. Я никогда не стал бы так унижаться.

Шнайдер посмотрел на дверь, потом на окно, вспомнив про грозного Филипа.

– Если ты не возражаешь, то я выйду в окно?

Ника сначала кивнула, но потом воскликнула:

– Кажется, нам стоит начать сначала этот разговор. В моей голове это выглядело иначе.

Шнайдер уселся на старый пыльный подоконник, еле как вытолкнул железную сетку, хотел было выскочить и забыть про существование этой безумной семейки, но всё-таки частичка, которая дорожила дружбой с Николь, остановила его.

– Хорошо, – сопротивляясь самому себе, процедил он, – завтра перед рынком, где выход в пустыню, возле остановки, чуть раньше обеда.

Ему настолько не хотелось слышать ответ, что выпрыгнул он раньше, чем девушка успела отреагировать на его предложение.

Дороги были маленькие и узкие. Они часто изгибались. Артём знал, что недалеко живёт Алина, которая планировала эту ночь провести перед своим окном. Она уже пообедала со своей семьей, поблагодарила отчима за советы по выживанию, обняла мать и поделилась интересными моментами. Но Эфрон никогда не говорила про Лиутбера.

Лилия Эфрон, мать Лины, разложила постель дочери в комнате, которую старалась избегать все три года. Она настолько любила своего ангела, что единственным спасением видела избегать всё, что напоминало ей об Алине. Все говорили с рождения, что у Алины нос матери, её глаза и губы. А сейчас, когда они сидели вместе в детской, можно было спутать, кто из них, кто. Мать видела в ней своё отражение и желала только лучшего, но родная кровь выбрала тёмный путь, по её мнению. Карл Берг старался поддерживать свою возлюбленную, хотя сам спустя столько лет совместной жизни не осмелился сделать ей даже предложения руки и сердца. Возможно, его сердце принадлежало другой женщине, а, возможно, он был застенчив и жаден. В этом даже не разобрался пока сам Берг. Но он точно знал, что женщина с испанскими чертами лица вскружила ему голову не на шутку.

– Как поживает Артём? – спросила Лилия, расправляя одеяло.

– О, этот парень чувствует себя прекрасно!

Женщина засмеялась, вспомнив, как она раньше мечтала отдать свою дочь в жёны этого прекрасного юноши. Ей до сих пор казалось, что в конечном итоге долгая дружба приведёт к осознанию и влюблённости, а в дальнейшем крепкой и счастливой семье. В душе она молилась о том, чтобы это произошло раньше, чем кончится неделя обучения в ночном патруле, и они вернуться, держась за руку.

– Вы всё также общаетесь и дружите?

– Даже больше.

За окном уже темнело, поэтому Эфрон делала сонный вид, чтобы мать поскорей покинула её комнату и оставила наедине с окном и детскими мечтами.

– Вы влюблены в друг друга? – с энтузиазмом произнесла женщина.

– Мам, что ты такое говоришь? Я имела ввиду, что мы стали очень близки! Наша дружба наполнилась настоящим и приобрела взрослые краски. Теперь мы не разлей вода!