А он не вернулся из боя

— Вы знаете, какие мы выдаем документы. Поэтому убедительно прошу вас подъехать.

— Ну, хорошо, — сказала Вера Федоровна. Она тут же перезвонила своему начальнику и сообщила, что ее просят приехать в КГБ.

— Что ж поделаешь, наверное, что-то серьезное, сходите, — произнес начальник и добавил: — Вы только не волнуйтесь, к вам, я уверен, у них никаких претензий нет.

Уже через час Вера Федоровна стояла в приемной КГБ. В помещении полуподвального типа было сумрачно и прохладно. За стеклом сидел дежурный. Она представилась и объяснила, что прибыла по вызову майора Новикова. Дежурный кому-то позвонил и с раздражением сказал в трубку:

— Пора бы этому майору понять, что к нормальным людям надо самому ходить!

Затем он обратился к Коблик:

— Вы, пожалуйста, присядьте, сейчас за вами придут.

Вера Федоровна, немного успокоившись, присела на стул и стала ждать. Через десять минут появился прапорщик и спросил:

— Вы Коблик?

— Да.

— Пройдемте со мной, я вас провожу к Новикову.

Они долго шли по длинному коридору, поднялись на третий этаж и подошли к дверям, где висела табличка, на которой было написано «Новиков Александр Павлович». Прапорщик постучал, затем открыл дверь и произнес:

— Товарищ майор, к вам Коблик.

«Пусть войдет», — услышала Вера Федоровна голос из кабинета и перешагнула через порог:

— Здравствуйте. Вызывали?

— Здравствуйте, проходите, садитесь, — Новиков указал рукой на стул, а сам продолжал листать какое-то дело.

Ожидая, когда он освободится, Вера Федоровна задумчиво смотрела в окно. Ее мучил вопрос: по какой причине ее вызвали в Комитет государственной безопасности? Какие к ней могут быть вопросы?

Наконец Новиков отложил в сторону дело и пододвинул к себе большой блокнот, раскрыл его и сказал:

— Вера Федоровна, вам известны обстоятельства гибели вашего сына Николая?

— Да, конечно. Он прикрывал из пулемета своих товарищей, а когда душманы приблизились, он последней гранатой подорвал себя и несколько бандитов.

— Вы вскрывали гроб с телом сына?

— Нет, он был цинковый, запаян.

— А вы уверены, что в гробу было тело вашего сына?

Сердце Веры Федоровны чуть не выскочило из груди:

— Вы что, хотите мне сказать, что я похоронила не Колю, моего сыночка? Он что, жив?!

— Нет, это я просто так… спросил. А скажите, вам знаком Бровиков Андрей Михайлович?

— Лично мы с ним не встречались, но я знакома с его мамой и женой.

— Хорошо, а что вы можете сказать об этой семье?

— Как — что? Мы дружим с Анной Степановной и Татьяной. У них подрастает доченька Настенька, ей уже седьмой год. Это прекрасные люди. Они, конечно, измучены мыслями об Андрее, который пропал без вести.

— И вы верите в то, что он пропал без вести?

— Конечно.

— А они вам не рассказывали, как он пропал?

— И они рассказывали, и письма командиров мне показывали. Он был ранен, и, когда ему перевязывали рану, взорвалась мина. На том месте, где Андрей сидел, обнаружили его правую ногу и часть левой руки. Скорее всего, его взрывной волной отбросило в ущелье. Его долго искали, но не нашли.

— Вот вы знаете, я ведь тоже служил в Афганистане, и мне пришлось много раз участвовать в боях, рукопашных схватках с врагом. И я хорошо знаю, как люди попадают в ущелье. Помню, как сам чуть не сорвался, когда мы ночью передвигались по узкой тропинке по краю пропасти. А вас не смущает, что там, куда он упал, его так и не нашли?

— Честно говоря, не знаю, но думаю, что просто плохо искали.

— А вам Бровиковы ничего не рассказывали про автомат?

— Какой автомат?

— Калашникова автомат! — с раздражением громко произнес Новиков. — Он был у медбрата, который вместе с врачом перевязывал плечо Бровикову. Медбрата взрывом отбросило, но почему-то не в ущелье, да еще и автомат пропал.

— Товарищ Новиков, вы что, хотите сказать, что Бровиков похитил автомат? — чуть дрожащим голосом спросила Коблик.

— Ну, во-первых, ко мне следует обращаться «товарищ майор», а во-вторых, в этом заведении вопросы задают сотрудники. А мои предположения основываются на личном опыте. Мне приходилось бывать в десятках боев, и быть отброшенным взрывом, и слышать свист пуль, и я не понаслышке знаю, какую боль они причиняют, когда впиваются в тело. Ладно, если пропал рядовой солдат, а здесь речь идет об офицере. Я уважаю вас, как мать воина-интернационалиста, но имейте в виду, что все имеет свой предел…

Вера Федоровна неожиданно встала:

— Молодой человек, я не хочу вас даже называть товарищем майором. Вы только что вселили в мою душу страшное смятение. Я не знаю, какие у вас есть основания намекать мне, что я похоронила не своего сына. Ко всему вы еще пытаетесь вселить в мою душу сомнения в порядочности капитана Бровикова. Сложно сказать, способны ли вы понять, что человек, у которого взрывом оторвало ногу и часть ладони, способен украсть автомат и дезертировать. Я не ставлю под сомнение вашу храбрость, проявленную в бою, но я знаю сотни ребят, в том числе и инвалидов, награжденных орденами и медалями, которые просто уклоняются рассказывать о своем боевом опыте. Простите, но я опаздываю на работу. Я могу идти?

Новиков суетливо вскочил с места: