А&В. Бабочка

Сейчас ему особенно сложно было заставить себя выйти из дома. Последний самый неприятный ему этап плана будет осуществлен сегодня. Такие методы ему отвратительны, но обдумав все на выходных, он пришел к выводу, что это необходимо. Если Хиро Араки — тот самый убийца, то, не провернув весь этот план, они станут, пусть и косвенно, виновны в новых жертвах. Если так случится, он никогда в жизни не сможет себе этого простить. Однако простить себе избиение он сможет, если оно не навредит серьезно здоровью. И он твердо решил, что проследит за этим, и даже Дэн не сможет ему помешать. А потом, если их подозрения окажутся ошибочными, он готов будет принять любое наказание, какое посчитает нужным сам Хиро. Скажет пойти сдаваться в полицию — он пойдет. Скажет извиниться перед ним прилюдно на коленях перед всем классом — сделает. Почти все что угодно ради его прощения.

Думая об этом, он дошел до школы и встретил друзей. У всех на лице легко читалось напряжение. Бастер так, вообще, словно на собственную казнь шел, выглядел чернее туч, что нависли над городом. Ли тоже угрюмо молчал большую часть времени. Оливия так же ушла в себя, отвечала односложно, не смотрела никому в глаза, вечно куда-то перед собой, в общем, вела себя отстраненно. Было ли это из-за того, что им предстоит сделать, или так на нее влиял токсикоз, Новак не догадывался. А Дэн сосредоточенно молчал. На его лице не было страха, неуверенности или угрюмой обреченности, он все время о чем-то думал, о чем Новак не догадывался. Такой процессией они прошли до школы и отсидели несколько уроков. В обед каждый из них, это было также хорошо заметно, через силу постарался взбодриться. Завели пустые разговоры, лишь бы молчание не давило, шутили абсолютно не смешные шутки, от которых сами потом смеялись неестественным фальшивым смехом. «Цирк какой-то…» — думал он, но вел себя так же. Он ничего не мог с собой поделать.

Время, будто издеваясь над ним, замедлило свой ход. Привычное время урока стало казаться вечностью. Мучительной вечностью. Но даже вечность конечна. Занятия закончились, и, согласно плану Дэна, они пошли по пятам за Араки. В отличие от прошлого раза, сейчас Араки заметил преследователей почти сразу. Как Дэн и предсказывал, Араки запаниковал и вместо пути к своему дому пошел в противоположную сторону. «…у страха есть такое прекрасное действие — часто он напрочь вырубает мозги. Он побежит от нас, куда глаза глядят, и рано или поздно забредет туда, где мы сможем хорошенько над ним поработать без свидетелей» — сказал тогда Дэн и, похоже, оказался прав. В конце концов, Араки забрел в производственный квартал, где прохожих почти не встречалось. И даже там, ведомый своим страхом, он выбрал самое неприметное и отдаленное место. Они оказались на заброшенном складе старого швейного цеха. В ближайшей паре километров ни единой живой души кроме них. Для их плана место просто идеальное. Видимо, Араки хотел их запутать и надеялся найти на этом складе еще один выход, но получилось, что он загнал себя в ловушку. И единственный выход из него загородили пятеро: Дэн, Оливия, Бастер, Ли и он сам.

Стоило переступить порог здания, как ему резко в нос ударил запах сырости и затхлости. Плесень красовалась на стенах заброшенного склада, покрывая их больше чем на четверть. Под ногами хрустел мусор: разные осколки, пластиковые упаковки бог знает от чего, бычки, огрызки от семечек и прочее. На той части стен, которую плесень занять не успела, красовались граффити самого разного рода. А сверху, почти под самым потолком, который навскидку был где-то на высоте третьего этажа жилого дома, были грязные мутно-зеленые стекла окон, большинство из которых были разбиты. Чтобы разглядеть испуганного, мечущегося из угла в угол Араки, пришлось сильно напрячь зрение. Освещения здесь не было почти никакого — только скудные солнечные лучи, каким-то чудом пробившиеся через густые серые тучи, грязные окна и дыры в крыше, с которых капля за каплей падала дождевая вода, отбивая странный ритм, словно барабанная дробь. Местечко не самое приятное, но подходящее для их цели.

— Попался-ся-ся, — неожиданно весело крикнула Оливия, а эхо подпело ей.