А&В. Бабочка

— Умничка, — сказал он, улыбнувшись. Нежным движением убрав прядь светлых волос с лица, он наклонился к ней и поцеловал в губы. — Уже завтра. Ты рада?

— Хоть бы он не успел никого до завтра убить….

— Будем надеяться, — сказал он и посмотрел ей в глаза. На улице у него красовалась та самая кровожадная улыбка, от которой ее пробивала дрожь. — До завтра.

— Давай.

Проводив его, она закрыла входную дверь на замок. «Почему я опять ему не сказала?». Но ответа у нее не было. Как только она собралась сказать это, слова словно застревали в глотке и не хотели выходить, она начинала задыхаться, и отпускало только тогда, когда она решала отложить это. И при новой попытке все повторялось. Она не понимала почему. Она вообще мало чего понимала в тот момент. Страшно, плохо, тошно… Мысли в голове слились в единую кашу. Густую и вязкую. Голова закружилась, ватные ноги подкосились. Сползя по стенке, она села на пол в коридоре рядом с дверью и, обхватив голову, зарыдала так громко, как только позволяло ее горло. «Почему так плохо?». Ответа нет. «Почему я вдруг заплакала?». Ответа нет. И, несмотря на это, слезы текли рекой, а внутри будто что-то разрывало душу на части. Не успела она заметить, как голова ее коснулась пола, а она сама забылась во сне.

— Как же я тебя, идиотку, люблю, — раздалось над ней.

— Лилит?

— Нравится тебе, поди, на полу в отрубе лежать, да? Второй раз уже, — сказала она и присела с ней рядом, опершись о стену и поджав к себе ноги. Тот же кислотно-рыжий свитер, те же короткие шорты и высокие вязаные гольфы. Это было надето на ее трупе, что нашли в озере.

— Но… — Она попыталась встать, но тело ее не слушалось, будто тело ей более не принадлежало.

— Ш-ш-ш… Не шевелись. Тебе лучше сейчас полежать. — Она прикоснулась своей ладонью к ее лбу. Касание было холодное, будто кусок льда приложили. — Расслабься. Как себя чувствуешь?

— Хреново.

— Оно и видно, — она коротко хохотнула. — Боишься его?

— Кого его? … А. Ты, наверно, про Араки этого…

— Нет. Я про Дэна, — она посмотрела ей в глаза, наклонившись к полу. Так близко, что это даже пугало. В глаза ударил блик от сережки. Той самой, что она не успела потерять. Она была без пары, только в одном ухе, второе ухо осталось без серьги. Почему-то эта деталь бросалась ей в глаза, и она не могла перестать о них думать.

— Нет, конечно. Чего мне его бояться? — ответила Оливия чуть погодя.

— Сама ведь знаешь, чего… — Она отстранилась, вновь упершись спиной на стену, отведя от нее взгляд, и Оливии сразу полегчало, пропало чувство ужаса, давившее на нее, когда она пристально смотрела ей в глаза. — Ты боишься его. Он ведет себя странно, ты это чувствуешь, но не можешь понять.

— У него просто сложный характер.

— У него просто сложный характер, —

передразнила она ее с издевкой в голосе. — Сама веришь в то, что несешь? Он опасен, ты это чувствуешь. Кто бы что ни говорил, а человек — животное. И, как и животное, напичкан разными инстинктами. Только вот разум, которым так гордиться человечество, глушит эти инстинкты, заставляет опираться на факты, которых иногда просто не хватает для полноты картины. Все твое нутро говорит тебе о том, что нужно держаться от него подальше, но твой разум не находит причин это сделать, отчаянно цепляясь за прошлое. Он ведь был таким милым и приятным, да? Таким хорошим… А взгляд его словно у сумасшедшего, так это кажется, выдумала сама себе, так ведь? А сережки — нелепое совпадение. Как и то, что он знал, где в нашей квартире у нас спрятаны бокалы от родителей.

— И что ты мне предлагаешь сделать? Он — отец моего ребенка. Я должна из-за каких-то там инстинктов мнимых оставить ребенка без отца?

— Это со мной сделал он.

— Это все сон. Ты — галлюцинация, страшный сон. Я проснусь и все забуду… — тихо начала она бормотать себе под нос, закрыв глаза.

— Как была полной дурой, так и осталась, — сдалась Лилит и, встав с пола, вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.

И тут же она проснулась. Открыв глаза, она увидела над собой обеспокоенную маму, заливающуюся слезами.

— Оли! Оли! — она аккуратно трясла ее за плечо. — Что с тобой?

— Все хорошо, мама, — в полголоса сказала она сонным голосом, осторожно вставая с пола — голова все еще шла кругом.

— Ты вся бледная! Сейчас же поедем в больницу!

— Нет, мама. Я просто переутомилась. Не поедем.

— Но…

— Я никуда не поеду. Мне просто нужно отдохнуть и поужинать и все будет хорошо. Сколько сейчас времени?

— Почти девять вечера.

«Шесть часов в отрубе провалялась…». Собрав все свои силы, она дошла до кухни, мама подала ей ужин, оставшийся со вчера, — паста с курицей и помидорами, ранее любимая еда Лилит. Встряхнув головой, она прогнала эти мысли. Мама тоже присела рядом с тарелкой и включила телевизор. Шли вечерние новости.