Но однажды к ним явился огромный белый пес, страж самой Интару, и передал огонь живой и мёртвый. Первый горел цветком и не жалил, второй же кусал холодом и обращал в камень. Поселенцы укрыли мёртвый огонь в пещерах Энхар, а живой окружили храмом. Они просили пса остаться, но тот ответил, что его ждут другие дела, но чтобы охранять вверенных его заботам странников, он сбросил своё тело, и оно обернулось камнем. Огромный пес застыл горой Кархэнкар, а его дух обещал, что если придет час, когда пришедшие-с-моря не справятся своими силами то, он вернется. Стоит лишь соединить живой огонь с мертвым и тогда дух вернется и подберет оставленное тело, и встанет защитой.
Но время шло, а поселенцы со всем справлялись сами. Они научились защищаться от чудовищ песка, гор и подземелий, возделывать долину и собирать грибы пещер, вытачивать из камня оружие и амулеты, мастерить фигурки и записывать историю. Они верили, что их предки явились из небесной тьмы с северной звезды что погасла прежде чем ее дети достигли новой родины. И этой родиной стала звезда Южная. Пролетев весь мир с севера на юг, они нашли место, которое назвали Дом — Аллиантэ. Эти сказки были приятнее чем правда о том, что они всего лишь беглецы с Силурии, которую расколол на множество кусков упавший с неба огонь. И хоть их кожа поколение за поколение становилась темнее, а глаза ярче и ярче горели янтарем, они оставались чужаками. Но однажды в Морозную долину пришли гости. Истинные хозяева Мэй, рогатые бисты, благодаря случаю и песчаной бури, случайно натолкнулись на Аллиантэ. Чтобы приветствовать гостей, вышла вся деревня, но бисты не увидели в них мужчин, женщин, стариков и детей. Перед ними были двуногие существа с кожей гладкой и смуглой, а глазами сияющими, подобно углям и океану. И бисты не сомневались — демоны Дартау, дартаутиру, нашли лазейку в Тхару и грозят погибелью всему живому.
Разрушен был храм и разграблена деревня, и водопад стал алым от крови и последние пришедшие из-за моря, забрав живой огонь, скрылись в пещерах Энхар. Гонимые врагами они бежали по галереям, и сердце стучало так сильно, что сами горы гудели как пчелиный улей. И там, глубоко, у самых корней гор, последний из оставшихся, соединил живой и мёртвый огонь, призвав Пса покровителя. Но было слишком поздно. Когда дух явился, спасать было некого, а оба огня, смешавшись с кровью павших, превратились в жилу драгоценной породы. Говорят, что где-то там в самом сердце Энхар спрятана рубиновая проклятая жила, подобной которой не видывал мир. Она холодна и мертва, но способна вытянуть жизнь из всякого, кто прикоснется к ней.
— Вот так история, — причмокнул Карш. — Из кого ты ее вытянул?
— Из старухи-торговки, — с гордостью ответил Мараг.
— И сколько это тебе обошлось? — подтрунивал над юным бистом караванщик.
— Я купил у неё пару подвесок, но не ради истории, — Мараг запнулся. — Мне ее просто жалко стало. Даже ушей нет...
— Ушей? — Подала голос, молчавшая до этого, Ашри.
— Да, именно! — охотно закивал однорогий, воодушевившись интересом наемницы. — Под корень срезаны...
Кайрин фыркнул и мотнул головой. Ашри остановилась, подняла ладонь и разом все замолчали. Тишина ночи была густой и неправдоподобно идеальной.
Карш встретился взглядом с наемницей. Звезды были яркие и бист без труда видел лицо Ашри. Слишком напряженное. Песок впереди сверкал серебром. Они были почти у самой Кромке. Карш видел границу двух одеяний Мэй — немного вперёд и левее, и попадёшь в прожорливые воронки гиблых песков.
Кайрин втянул воздух и беспокойно дернул хвостом. Элвинг посмотрела на караванщика:
— Что вы везете такого, за что готовы убивать?
Карш оторопел.
— Убивать? — пискнул Мараг.
— Тот, кто грабит в песках, появляется шумно. Только убийца подходит неслышно.
Разбойники появились внезапно. Стоило пропеть хриплому рогу и ночной воздух словно обрёл форму, восстав тенью из песка. Рёв кайрина рассек тишину. Зверь прыгнул за караван, отрезая его от врагов.
— Быстрее за Кромку! — крикнула Ашри.
Карш натянул поводья, круто развернул Золотинку и, наклонившись, крикнул Марагу:
— Подбери челюсть и упри пятки в бока гвара!
Однорогий посмотрел огромными, такими детскими, глазами на караванщика, что тому оставалось лишь смачно выругаться. Карш схватил поводья Краснопёрки, пустил Золотинку галопом, моля богов, чтоб этот однорогий бист хотя бы не вывалился из седла.
Белый песок не приближался, словно Мэй потешалась над ним, заставляя его гвара скакать на месте. Снова чертыхнувшись, Карш отпустил гвара Марага, заложил круг и отсек ремень, державший Тучку. Нечего не понимающий гвар издал печальный рев, и рванул в сторону. Карш же больше не пытался привести в чувства Марага, бист просто остолбенел, выпучив глаза и крутя головой.
— Просто держись крепче, — крикнул караванщик, пытаясь ухватить за болтающиеся поводья.