Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

— Слыхивали мы отменные образцы дичи и касательно других предметов: к примеру, касательно политической экономии — всегда совершенный вздор, за одним-единственным исключением.

Мистер Мак-Мусс:

— Ценю учтивость, с какою ваше сиятельство исключаете присутствующих. Но меня не стоит исключать. Положа руку на сердце, я сам довольно нес дичи об этом предмете.

Лорд Сом:

— Ну, и очистка Темзы тоже немало весит.

Преподобный отец Опимиан:

— Не будем преуменьшать тяжести двух только что названных предметов, но оба, и вместе взятые, легко перевесят конкурсные экзамены — сей новейший дар чужеземный образованию нашему.

Лорд Сом:

— Прежде при распределении должностей думали лишь о том, хорошо ли место для человека, но не о том, хорош ли человек для места. Пришла пора с этим покончить.

Преподобный отец Опимиан:

— Так-то оно так. Да только вот

Dum vitant stulti vitium, in contraria currunt[400].

Вопросы, на которые ответить можно лишь усилием памяти, до тошноты и несварения напичканной самой разнообразной снедью, не могут быть поверкой таланта, вкуса, здравого смысла, ни сметливости ума. «Лучше многое знать плохо, чем хоть одно знать хорошо», иными словами: «Лучше наловчиться болтать обо всем, чем хотя бы что-нибудь разуметь» — вот девиз конкурсных экзаменов. Эдак не научишься соображать, из какого дерева сделан Меркурий[401]. Мне говорили, будто бесценную эту моду вывезли мы из Китая; слов нет, добрый источник политического и нравственного усовершенствования. И ежели так, скажу вслед за Петронием: «Лишь недавно это надутое пустое многоречие прокралось в Афины из Азии и, как словно вредоносная звезда, наслало заразу, овладевшую умами молодежи, стремящейся к возвышенному»[402]

[403].

Лорд Сом:

— Но можно привести кое-какие доводы в пользу того, что одни и те же испытания применяются ко всем, всем задаются одни и те же вопросы.

Преподобный отец Опимиан:

— Счастлив буду услышать, какие же это доводы.

Лорд Сом (помолчав немного):

— А уж этого, как говорит второй могильщик в «Гамлете», «не могу знать»[404]

.

И взрыв хохота заключил разговор.

ГЛАВА XX

АЛДЖЕРНОН И МОРГАНА. ЛЕС ЗИМНЕЮ ПОРОЙ

Les violences qu'on se fait pour s'empecher d'aimer sont

souvent plus cruelles que les rigueurs de ce qu on aime.

La Rochefoucauld[405][406]

.

Зима наступила рано. Декабрь начался сильными морозами. Мистер Принс, раз вечером зайдя в малую гостиную, застал там мисс Грилл одну. Она читала и при появлении его отложила книгу. Он высказал надежду, что не помешал приятным ее занятиям. «Соблюдая тон романтический»[407], передаем дальнейший разговор, означая собеседников попросту по именам.

Моргана:

— Нет, ничего, я уж в сотый раз это перечитываю: «Влюбленный Роланд». Сейчас идет место о волшебнице, в честь которой я названа. Вы же знаете, в этом доме царят волшебницы.

Алджернон:

— Да, Цирцея, и Грилл, и ваше имя ясно о том свидетельствуют. Впрочем, не только имя, но... простите, нельзя ли мне самому взглянуть, или, еще лучше, может быть, вы бы мне вслух почитали?

Моргана:

— Это про то, как Роланд оставил Моргану, спящую у ручья, и вот возвращается за волшебным локоном, с помощью которого только и может он выручить своих друзей.