Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

— И все же я определенно читал, затрудняюсь только сразу сказать, где именно, Что в Риме был Храм Venus Calva, и посвящен он ей был вследствие одного из двух обстоятельств: согласно первому толкованию, разгневанные чем-то боги наказали римлянок облысением, и тогда Анк Марций[497] поставил статую своей лысой жены, и боги умилостивились, волосы у всех римлянок отросли снова, и началось поклонение Лысой Венере; по другому же толкованию выходит, что, когда галлы захватили Рим и осаждали Капитолий, осажденным не из чего было делать тетивы для луков, и женщины пожертвовали на них свои волосы, а после войны в честь этих римлянок поставили статую Лысой Венеры.

Преподобный отец Опимиан:

— А я читал ту же самую историю, отнесенную ко времени Максимилиана Младшего[498][499]. Но, ежели два или три объяснения даются тогда, как и одного бы достало для любого события истинного или вероятного, мы можем с уверенностью заключить, что все они ложны. Все это нелепые мифы, основанные на кривом толковании забытого слова. Иные полагают, что Calva применительно к Венере означает «чистая»; но я, как и многие другие, считаю, что это значит «прелестная», в смысле «обманной прелести». Вы найдете родственные глаголы, calvo и calvor — активные[500], пассивные

[501][502] и отложительные[503] — у Сервия, Плавта и Саллюстия. Никто не будет утверждать, будто у греков была лысая Венера. Venus Calva у римлян — это то же, что у греков Aphrodite Dolie[504]. Красота с лысиною несовместима; зато она совместна с обманом. По Гомеру, обманная прелесть «льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных»[505] — важная часть пояса Венеры[506]

. Плетущая обман Венера[507], называет ее Сафо. Но к чему мне нанизывать примеры, когда поэзия так изобилует жалобами на обманную любовь, что каждый из присутствующих, я уверен, ни секунды не задумываясь, может снабдить меня подкрепляющей цитатой? Хотя бы мисс Грилл.

Мисс Грилл:

— Ах, ваше преподобие. Для любого, у кого есть память на стихи, тут только l'embarras de richesses[508]. Мы бы до полуночи твердили одно и то же. Зато быстро истощились бы в примерах верности и постоянства.

Преподобный отец Опимиан:

— Быть может, не столь уж быстро. Если б мы стали приводить такие примеры, я назвал бы вам Пенелопу против Елены, Фьердилиджи против Анджелики, Имогену против Калисты, Сакрипанта против Ринальдо и Ромео против Анджело[509], и так почти до ровного счета, я говорю «почти», ибо в конце концов число неверных в списке возобладает.

Мисс Тополь:

— И вы думаете, доктор, что можно найти много примеров любви единственной на всю жизнь? любви, так и не перешедшей со своего первого предмета ко второму?

Преподобный отец Опимиан:

— Платон считает, что любовь такова по своей сути, и поэзия и проза романтическая дают нам много тому примеров.

Мисс Тополь:

— И еще больше примеров противному.

Преподобный отец Опимиан:

— В самом деле, если судить о жизни, какой она нам представляется по собственному опыту, по источникам историческим и жизнеописаниям, мы мало найдем в ней примеров верности первой любви; но можно найти множество примеров такой любви, которая, сперва поискав, останавливается наконец на избранном предмете с неизменным постоянством. Ведь даже Инеса де Кастро была второй любовью Дона Педро Португальского; а какой образец любви, хранившейся в святыне сердца столь же прочно, словно она выбита на камне.

Мисс Грилл:

— Да, ваше преподобие, что это за история? Я только смутно ее знаю.

Преподобный отец Опимиан: