Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла

Преподобный отец Опимиан:

— Ну, а я так радуюсь, что они сюда не суются. Обед, приготовленный по Новому Способу, был бы куда смешней и несъедобней, чем римский обед в «Перигрине Пикле»[523]. Разумеется, пусть наши юные дамы, учатся стряпне. Но только уж не у общества пантопрагматиков.

Мистер Грилл:

— Что же до надвигающихся на землю скорбей, боюсь, что предвестия их можно заметить и не заглядывая в Апокалипсис. Нибур[524], основываясь не на пророчестве, радовался, что уходит со сцены, ибо чувствовал приближение нового, еще более мрачного средневековья.

Преподобный отец Опимиан:

— Да, но у него не было перед глазами победного марша разума, с барабанным боем несущего науку по городам и весям. Боюсь, правда, шумливая эта наука может лишь заново убедить, что «глаза нам на то и даны, чтоб разглядывать дорогу, которая идет во тьме»[525].

След истин, что, сойдя с тропы деянья,

вотще искал я под крылом молчанья[526][527],

вряд ли обнаружу я в неуемной болтовне всех этих шумливых поставщиков вздора.

Мистер Грилл:

— Да если б вам и удалось их обнаружить, они б не много помогли против вторжения готов и вандалов, какое, верно, предвидел Нибур. Вандалы сидят на северных тронах, заботясь лишь об одном, как бы задушить всякую истину и свободу, вандалы повсюду, даже и среди нас, и цель у них и здесь точно та же, только наши плуты умеют лучше ее прикрыть, а наши простофили лучше дают себя одурачить.

Преподобный отец Опимиан:

— Прибавьте, что вандалы заполнили половину Америки, с вольной речью и даже с попытками вольной мысли расправляясь не хуже инквизиции, разве что заменив суд линча и виселицы иной пародией на правосудие, кончающейся кнутом и костром.

Мистер Грилл:

— Я сужу только о Европе. Страшная монархия на севере и анархия на юге; и ярость толпы здесь у нас, ныне сглаживаемая и подавляемая, но всегда готовая вспыхнуть неодолимым пламенем, как «скрытый под обманным пеплом огнь»[528].

Мистер Мак-Мусс:

— Но пока нам даже очень весело. И довлеет дневи злоба его, тем более что лично я поблизости вовсе ее покуда не наблюдаю.

Мисс Тополь:

— Лорд Сом, кажется, того же мнения, ибо ускользнул от продолжения спора, чтоб пригласить мисс Найфет на контрданс.

Преподобный отец Опимиан:

— И вовремя спохватился. Он будет танцевать с ней как раз перед ужином и поведет ее к столу. Замечаете вы, что ее трагической строгости как не бывало? Она и всегда-то была чудо как хороша, но порой казалась ожившей статуей. А нынче она — само счастье, вся так и сияет.

Мисс Тополь:

— Как же ей не сиять? Настоящее и будущее для нее лучезарны. Вот она и отражает эти лучи.

Потом был ужин, а все отобедали рано и потому угощались с живым удовольствием. Лорд Сом из кожи лез вон, угождая своему божеству, однако ж не забывал и прекрасных соседок. После ужина опять танцевали, будто сговорившись не расходиться до утра. Мистер Грилл, мистер Мак-Мусс, преподобный отец Опимиан и еще кое-кто из гостей постарше, отказавшиеся от обычного своего стаканчика вина после раннего обеда, теперь остались за столом выпить пунша, который лился рекой, и его разносили среди прочих напитков по гостиным в перерывах между танцами и с благодарностью принимали молодые люди и не вполне отвергали юные дамы. Мы вынуждены в этом признаться, не соглашаясь, впрочем, с веселым Гольдони, который считает, что и в скрытой под маской бессловесной даме можно тотчас узнать англичанку по благосклонности к пуншу[529][530][531][532].

ГЛАВА XXXII

СТРАХИ И НАДЕЖДЫ. ВОЗМЕЩЕНЬЯ В ЖИЗНИ. АФИНСКАЯ КОМЕДИЯ. МАДЕРА И МУЗЫКА. ПРИЗНАНЬЯ

Ὑμεῑς δέ, πρέσβεις, χαίρετ᾽, ἐν κακοῑς ὅμως

Ψυχῇ διδόντες ἡδονὴν καθ᾽ ἡμέραν,

Ὡς τοῑς θανοῦτος οὐδὲν ωφὲλεῖ.

Прощайте, старцы! Даже среди горестей

Душе дарите радость каждодневную,

Ведь после смерти счастья и в богатстве нет[533].

Призрак Дария — хору в «Персах» Эсхила

Дороти начала уж было верить новостям Гарри, но вот обычная жизнерадостность Гарри стала ему изменять: упорство засевшего в Башне молодого хозяина отравляло надежду. Однако в деле Гарри наметилась уже счастливая перемена, оставалось продолжать в том же духе, и Дороти разрешала ему строить воздушные замки, согретые и разукрашенные огнями будущего рождества.