Его голос, его взгляд, его запах… Ян был так близко, такой живой, такой нужный мне, что я просто расплакалась как ребёнок. Объяснить, насколько больно и страшно мне было там одной, я бы не смогла. Не смогла бы признаться, что без него мне было невыносимо. И уж тем более не призналась бы, что терпела мучения, буквально поддерживая его в его испытании. Потому что он меня об этом не просил, и потому что я… Даже сейчас я не могу признаться, что сделала это только потому, что влюбилась в него слишком сильно. И ему не стоило знать об этом. В тот момент ещё было слишком рано ему признаваться.
— Это было тяжелее, чем я думала. Мне было страшно и тяжело физически. Так что я очень устала.
Мне приходилось чеканить слова, буквально выдавливать их из себя с большими паузами, потому что слёзы сжимали горло, а я не хотела впадать в истерику.
— Мы скоро будем дома, и ты отдохнёшь. Потерпи немного, хорошо?
Ян гладил меня по спине, как ребёнка, но я чувствовала в его прикосновениях какое-то раздражение, пока ещё сдерживаемое, лёгкое, поверхностное, но уже появившееся. Ему было сложно целый день возиться со мной, терпеть мои слёзы и истерики, стараться поднять мне настроение и раз за разом терпеть фиаско. Я была слишком ранима для него. Слишком слабая. Эти два слова ударили меня под дых, но заставили взять себя в руки.
— Пару минут, и я выйду, хорошо?
Это был даже не намёк, а приказ выйти и оставить меня одну, и, к счастью, Ян его понял.
— Буду ждать тебя внизу.
Конечно, будешь ждать. Сколько же ты ждал этой ночи? Ян ушёл, но ярость нарастала. Почти все шпильки из волос я повыдёргивала ещё в Венеции, скромные украшения из жемчуга давно валялись на полу, в изумрудном шёлке платья. А вот стянуть с себя корсет, даже после того, как Ян мне его расшнуровал, оказалось делом нелёгким. В памяти всплыло то странное ощущение, когда я только сделала первый шаг в черноту озера, обнажённая, но настоящая, живая и полная сил. А что сейчас? Вид у меня был такой, будто я шла на плаху. И мне это ужасно не нравилось.
Нельзя после всего этого прекрасного дня быть такой сердитой, такой недовольной! Недовольной собой. Мне впервые до отвращения не нравилось моё отражение в зеркале: от корсета остались красные полосы на слишком белой коже, я так и не загорела за лето, что не удивительно. Какая-то болезненно худая, нескладная, как подросток.
Чтобы не видеть всё это и ещё больше не расстраиваться, я быстро надела футболку и лёгкие джинсы, в которых и приехала сюда. И всё равно не удержалась, взглянула на своё отражение в зеркале. И я не увидела там солнечную принцессу, или самоуверенную ведьму, или страстную соблазнительницу. Только перепуганную девчонку, буквально в ужасе. И сейчас больше всего на свете ей хотелось сбежать, спрятаться, чтобы как-то пережить эту ночь, да и все остальные ночи тоже.
Когда я спустилась на крыльцо, Ян уже ждал меня возле машины. Более того, он тоже успел переодеться, и его белая рубашка показалась мне слишком знакомой, и это подозрение немного меня успокоило. А вот машина была незнакомой. К тому же Ян посадил меня на заднее сидение, и я с удивлением заметила водителя. Мне это всё не понравилось. Всё было как-то не так.
Ян сел рядом и сразу же взял мою руку в свои. Этот жест был переполнен такой заботой, что мне захотелось снова расплакаться — я почувствовала, что не достойна этого.
— Какая у тебя холодная рука! Сильно замёрзла? — он принялся гладить руку, не прерывая зрительного контакта.
— Немного.
— Приедем домой, примешь горячую ванну, чтобы не заболела, хорошо?
Я только чуть покачала головой.
— Ты же вся дрожишь! Иди ко мне!
Мне показалось, что он растерян и не понимает, что со мной происходит. Мне действительно было холодно, несмотря на летний вечер, и в объятиях Яна мне впервые не стало теплее, хоть он и сгрёб меня по уже устоявшейся привычке, взял на колени, как ребёнка, прижал к груди. И эта рубашка… Я не могла быть на сто процентов уверена, что это та самая, в которой он был в клубе, когда я впервые его увидела, но почему-то мне так показалось. Я узнала её по тому странному желанию гладить, перебирать пальцами ткань, наслаждаться прикосновением.
Ян не мешал мне, чувствовал, что меня это успокаивает. Но всё же не отступал:
— Может, всё-таки горячая ванна и спать?
В его голосе было настолько много лукавства, что ответ был очевиден.
— Я не хочу.
— А что хочешь?
— Ничего не хочу, — пробухтела я куда-то ему в плечо, всё ещё скрываясь от него. Страх нарастал, и я не могла пока его уменьшить, даже теребя пальцами крошечную пуговичку.
— Знаешь, если девушка слишком долго ничего не хочет, то мужчина со временем перестаёт предлагать вообще что-либо. Так что давай начнём сначала. Чего ты хочешь?
Его фраза мне не понравилась, даже с акцентом на «ты» звучала она как последнее предупреждение. И, хоть я и была скована ужасом, но у меня уже хватило сил ответить в тон ему:
— Я хочу принять горячий душ, я что-то действительно перемёрзла… — интонация подразумевала размеренное перечисление всего, что я планировала сделать, но Ян меня перебил.