Адам Смит «О богатстве народов»

Очень сложно представить Адама Смита, пишущего такую бессмыслицу о морали и экономике. Где же его невидимая рука, держащая дирижерскую палочку? Ведь Смит поставил во главу безупречного Беспристрастного Наблюдателя. Он блестяще описал, как естественные свободы работают в нашей этике и кошельках. Почему его не посетила идея, что те же самые свободы могут работать в кабинке для голосования? Составляя свой рецепт для политической кухни, он, похоже, сам того не заметив, заменил органическую естественную свободу на обработанную сомнительными препаратами и генно модифицированную «естественную аристократию».

Но критиковать в этом Смита также бессмысленно. После двухсот тридцати с лишним лет опыта мы сами все еще толком не знаем о демократии. Мы открыли, что она работает. Но если вы сравните страны с высочайшим уровнем демократии со странами, в которых нет демократии, но наличествует высочайший уровень всех других вещей, которые мы ценим — они точно такие же. Попытка всеобъемлющего анализа деятельности любого демократически избранного правительства неизбежно ставит перед сложнейшей загадкой — почему она работает? Хотя каждые демократические выборы в довольно мрачных тонах иллюстрируют то, как она работает. Может быть, благодаря разнообразию в проявлениях идиотизма, мы, люди, уравновешиваем друг друга? А может быть те, кто добивается политической власти, все же существенно отличаются от прочих паразитов и хищников — тем, что гораздо хуже не тогда, когда их много, а тогда, когда их мало.

Политика в маленьких дозах может сделать жизнь лучше — примерно таким же образом, как принятие маленьких порций яда каждый день, как утверждают, сделало понтийского царя Митридата нечувствительным к яду. Но все же политике самой по себе не находится места в проекте по улучшению жизни. Политика — совершенно иной проект. Похоже, Смит все-таки знал это. В «Теории нравственных чувств» он ясно высказался о необходимости различения морали и политики:

«Может ли правительство сделать людей счастливее, научив мудрости и добродетели? Боюсь, что ни одно правительство на свете не способно восполнить недостаток таковых».

Смит выступал за различение — и разрыв всех связей — между экономикой и политикой в «Богатстве народов»:

«Низменную жадность и монополизирующий дух торговцев и производственников, которые ни при каких условиях не должны быть правителями человечества, хотя это, возможно, и не может быть исправлено полностью, все же необходимо стремиться пресекать и ограничивать их амбиции только сферой собственных дел».

Подводя неутешительный итог, Смит был краток:

«Насилие и несправедливость правителей человечества — это древнейшее зло, от которого, я боюсь, человек навряд ли сможет когда-нибудь отыскать целебное средство».

Глава 13. АДАМ СМИТ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ

Адам Смит признавал только одно средство от насилия и несправедливости со стороны правителей человечества — чтобы человечество правило само собой. Он не предлагал нам демократическим путем выбирать лидеров — они все равно оказываются преступными и несправедливыми. И еще дураками. Которые не прочь завалиться на правительственный диван с кем-нибудь из персонала. И вместо того чтобы решать жизненно важные для нации вопросы, они так и валяют дурака, слушают своих бестолковых и несущих бред политических консультантов и, улыбаясь от уха до уха, знай себе фотографируются с другими знаменитостями. Чего же Смит хотел от нас? Он просто хотел, чтобы мы включали все наши умственные и физические способности и относились к правителям человечества так, чтобы в случае несправедливости и беспредела без зазрения совести и в мгновение ока оставлять их в их грязных замках бросать на пол куриные кости.

И в этом, и во всем другом философия Смита была твердо основана на практической реальности. Его интересовали те мысли, которым можно было найти непосредственное применение. «Теория нравственных чувств» и «Богатство народов» обогащают читателя скорее рабочими, практическими, чем онтологическими (что бы это ни значило) идеями. Однако это вовсе не то же самое, как если бы на семинаре по философии мы бросили в урну «Критику чистого разума» Иммануила Канта и стали бы критиковать мою младшую сестру за то, что она стала встречаться с этим мерзким и грязным байкером.