Адам Смит «О богатстве народов»

Нет, Смит все же был философом. «Нравственные чувства» и «Богатство» не предлагают готовой практической программы ни для морали, ни для экономики, ни для политики, но они могут предложить нам программу для практического мышления.

По одному из определений (взятому мной из словаря), философия — это «совокупность личных идей и умозаключений». (И, между прочим, приходится дочитать аж до пункта 4а, чтобы встретить хоть одно применимое определение сего предмета.) У нас нет особой нужды интересоваться совокупностью идей и умозаключений человека, который чинит нам машину, если только он не пришел к умозаключению ее угнать или залить клея в карбюратор. Личная жизнь механика — или даже президента — это «не нашего ума дело». Но если речь идет о философе — все-таки приходится признать, что его жизнь, скажем так, занимает в его деле не последнее место. У нас есть законное право интересоваться, какие экзистенциальные переживания и события привели Адама Смита к его идеям и умозаключениям, или наоборот. Да, жизнь человека не подтверждает истинность его мыслей. Но жизнь может быть свидетельством и вещественным доказательством испытания его мыслей в деле.

Особой важностью это свидетельство обладает в случае философов, которые отдаются какой бы то ни было свободе и испытывают эту свободу своей жизнью. Например, Жан-Жак Руссо, столь почитаемый восемью или девятью поколениями романтиков и радикалов. Автор сочинения «Об общественном договоре» на протяжении тридцати лет жил с неграмотной прачкой, причем обращался с ней крайне скверно, а их пятеро детей были отданы в сиротский приют сразу после рождения, и Руссо даже не удосуживался дать им имена. И Смит однажды выразил дань почтения Руссо, в одной из бесед с гостями сказав, что «его сочинения притягательны эмоциональностью и силой умозаключений, Руссо ведет читателя к разумности и истине». Хотя в другой раз в письме из Парижа Дэвиду Юму Смит высказывался о Руссо как о «лицемерном педанте», говоря Юму: «Я полностью убежден, что Руссо — великий пройдоха… и рано или поздно это каждому станет понятно». Так или иначе — вряд ли Смит позволил бы себе быть ведомым Руссо или кем бы то ни было еще, к разуму, истине, или чему бы то ни было, без оглядки и многократной критической проверки карты местности. В отличие от Руссо, Смит никогда бы не изрек: «Все в мире в корне зависит от политики».

Кем на самом деле был Адам Смит и где тот предел, за которым нас это не касается

У нас есть все основания интересоваться личной жизнью Адама Смита. Но есть две проблемы. Первая проблема — сам Смит. Он не вел дневник. Его переписка сохранилась обрывочно, потому что он не озадачивался коллекционированием и сохранением писем, которые писал или получал. Он сжег свои школьные записи. У него не было подобострастного обожателя, который бы записывал каждое его слово. И он не вел блог.

Вторая проблема — это мы и то, что и как мы привыкли узнавать о великих людях и тех, с кем пересекались их жизни. Например, биография Линдона Джонсона велась чуть ли не в реальном времени с начала его активной политической карьеры, и чтобы прочитать сие писание, нужно потратить времени не меньше. Но что нам это дает? Человеческая душа постижима лишь для Бога, и мы все равно не узнаем о тайнах духовной жизни человека, сколь пространно он не изливался бы в дневниках и каким бы толстым ни был посвященный ему том из серии «Жизнь замечательных людей».

Дело в том, что «личность» в восемнадцатом веке еще не была изобретена. Коперниканский взгляд на космос уже был принят, и Земля больше не считалась центром Вселенной, но романтический неоптолемейский взгляд на космос тоже еще не вошел в моду: собственная персона еще не заняла место земли, вокруг которой вертелось бы все остальное. Комплект причуд и характерных черт, которые отличают одного человека от другого, не считался в высшей степени важным. В 1700-х слово «личность» означало, преимущественно, просто тот факт, что речь идет об одушевленном лице, а не о вещи. Тот смысл этого слова, в котором мы понимаем его сейчас, как принято считать, ввел в моду и широкое обращение философ-трансцецденталист Ральф Уолдо Эмерсон.

Что было у человека восемнадцатого века, так это характер. Если он вообще обладал какими-либо выделяющимися индивидуальными качествами, то характер единственно считался достойным упоминания. А самым лучшим, по всей видимости, считался характер скучный: «Порок всегда капризен; добродетель всегда постоянна и упорядочена», — писал Смит в «Теории нравственных чувств». По мнению Смита, «различие между человеком принципа и чести и недостойным человеком в том… что один остается верен, во всех случаях, уверенно и непоколебимо, своим убеждениям и ценностям, и на протяжение всей жизни руководствуется ими в своих поступках. Другой же действует по-разному и случайно, в зависимости от того, какое настроение, склонность или интерес преобладают в данный момент».