Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

Иным образом развивались события в Карабахе, где интеллигенция была относительно малочисленной и не обладала достаточно самостоятельным статусом, чтобы заявить права на политическое лидерство. Во главе движения встали местные партийнокомсомольские работники и управленцы среднего звена, которые решили воспользоваться возможностью, чтобы избавиться от блокировавшей их коррумпированной патронажной сети Азербайджана. Национальное дело немедленно наделяло их героическим статусом в глазах соотечественников как в самом Карабахе, так и в Армении, где ранее на них нередко смотрели свысока как на провинциалов, говорящих на забавно звучащем диалекте.

Во время поездки в Карабах в июле 1994 г. у меня состоялся неожиданно откровенный разговор с Робертом Кочаряном – в то время председателем Государственного комитета обороны НКР (само название было сознательно позаимствовано у возглавляемого Сталиным верховного органа власти в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.)[230]

. Биография Кочаряна являет наглядный пример проблем армянской номенклатуры в Карабахе. Даже после службы в Советской армии, где он стал членом КПСС, молодому Кочаряну дважды не удавалось поступить в Бакинский университет. Не хватало знакомств и денег на авторитетных репетиторов. В итоге пришлось поступить на заочное отделение Ереванского политехнического института. Но и получив диплом инженера, по той же причине отсутствия связей выходец из Карабаха не смог устроиться в Армении (не шло ему на пользу и слабое знание литературного армянского). Умный и энергичный Кочарян решил делать карьеру на малой родине, где сумел выдвинуться в первые секретари комсомольской организации ИКАО. Как и в судьбе Шаннбова, ограниченная возрастом комсомольская работа в условиях брежневских времен уже не означала дальнейшего автоматического продвижения. С 1974 г. НКАО управляла замкнутая номенклатурная клика присланных из Баку армян, полностью обязанных своим положением бакинским патронам и самому Гейдару Алиеву. Кстати, они не знали армянского, поскольку в многонациональном Баку чиновники и профессиональная элита общались по-русски[231]. Кочаряну пришлось довольствоваться должностью секретаря парткома на одном из не самых стратегических предприятий Степанакерта, где он мог застрять надолго. Но в 1987 г. властного Алиева наконец убирают из Политбюро и отправляют на пенсию, и вот тогда в кругах фрустрированной карабахской номенклатуры возникает надежда.

Все начиналось как тщательно законспирированное, хотя и провинциально наивное бюрократическое восстание. В конце 1987 г. в Москву отправилось несколько руководителей из коренных карабахских армян, не принадлежавших к бакинским назначенцам Алиева. Они действовали по давно наработанным лоббистским схемам выбивания в центре ресурсов, используя земляческие, этнические и служебно-патронажные связи. Как показалось воодушевленным карабахцам, им удалось заручиться влиятельной поддержкой в окружении Горбачева – ведь его ключевым политическим советником служил потомок известного в Карабахе рода Георгий Шахназаров. В самом Карабахе руководство местных предприятий и учреждений направило административные ресурсы на организацию народных митингов и воззваний, надеясь, что в новой атмосфере демократизации это послужит доказательством массовой поддержки перестройки и заодно поспособствует принятию Москвой решения об административном переподчинении НКАО Армянской ССР. Вот как ответила на мой вопрос о первом митинге пожилая медсестра из Степанакерта, вовсе не похожая на бунтаря: «Как же было не пойти? Ведь я же армянка, наша нация столько перестрадала в прошлом… Кроме того, о собрании всех оповестил секретарь парткома нашей больницы, сказал, что явка обязательна, как обычно».