Адъютант императрицы

– Господи, Боже мой, – после небольшой паузы начал Фирулькин, – если бы все знатные и могущественные господа думали так же, как вы, насколько лучше жилось бы в нашем отечестве, как по-другому исполняли бы милостивый и мудрые предначертания нашей великой государыни! О, если бы только в ваших руках была вся власть в государстве! Но, к сожалению, другие стоят у кормила, другие, недостойные милости ее императорского величества; они обманывают государыню императрицу так же, как и нас, простых людей!

– Обманывают императрицу? – спросил Потемкин. – Возможно ли это? Кто осмелится на это?

– Возможно ли это, кто осмелится?! – воскликнул Фирулькин. – Да тот, кто смеет все, для чьего упрямого высокомерия ничто не кажется невозможным!.. Это – князь Григорий Григорьевич. Ну, слово сказано; может статься, что за него я поплачусь своей головой… Но что значит моя голова, когда бы только наша всемилостивейшая государыня узнала всю истину, когда бы, наконец, вся власть в государстве попала в руки вашего высокопревосходительства, который уважает людей и будет защищать их от высокомерия и притеснений!

– Действительно, – сказал Потемкин, – слово, произнесенное вами, очень серьезно, и так как я уже узнал часть, то должен спросить вас и дальше.

– О, ваше высокопревосходительство, вы должны узнать все! Разве князь Григорий Григорьевич не должен был бы поступать так, как если бы его душа и тело всецело принадлежали только великой государыне, которой он обязан всем? И, тем не менее, он бесчисленное число раз обманывал ее своими недостойными любовными связями, между тем как сам делал лицемерный вид, будто ей одной принадлежит все его обожание. И теперь он снова обманывает ее; он ездит к одной французской актрисе, которой я хотел предложить свою руку и свое имя.

– Совершенно верно, – сказал Потемкин, – я уже слыхал про это: Аделина Леметр…

– Бесстыдница, негодная! – воскликнул Фирулькин. – Она действует в тайном согласии с Орловым; я нашел у нее бриллиант, который я должен был отдать ему. О, это – неслыханное дело! Что сказала бы государыня, если бы узнала, что тот, кому она подарила столько доверия, в чьи руки она вложила такую власть, так недостойно обманывает ее и своими ногами попирает честь честного человека!

– То, что вы говорите, очень важно, господин Фирулькин, – заметил Потемкин, – и если вы можете только доказать…

– Тысячу раз могу я доказать это, – ответил Фирулькин. – Орлов посещает эту негодницу, я хорошо знаю это, и она принимает его, между тем как раньше говорила, что любит одного офицера, и делала вид, что очень несчастна, когда ее мать велела ей отдать мне свою руку. О, и это также было все ложь и обман; могущество и блеск ослепили ее и скоро она уедет в Гатчину, в загородный дворец князя, чтобы вернуться оттуда награжденной богатством, когда она надоест ему. А я также хотел дать ей свое честное имя и свое состояние… но конечно я не могу состязаться с князем Орловым, так щедро кидающим ей бриллианты, отнятые им у меня!

При этих все более и более страстных и горьких словах старика на лице Потемкина появилось радостное удовлетворение.

– В Гатчину? – спросил он. – И вы полагаете, что Орлов так смело решится пренебречь гневом императрицы? Вы думаете, что девушка решится поехать за ним в Гатчину?

– Да разве его не считают все всемогущим и неприкосновенным? – воскликнул Фирулькин. – И разве боятся императрицу, когда она повелевает? Если бы Аделина сама при мысли о гневе императрицы стала опасливо колебаться, он не стал бы спрашивать ее; он против ее воли увез бы ее в Гатчину. А раз она будет там, то скоро убедится, что в России нечего бояться тому, кто находится под защитой князя Орлова. Да, если бы побороть его могущество, если бы вы, ваше высокопревосходительство могли повелевать одни, все было бы лучше на Руси, и право и честь верных подданных находились бы под верной защитой, как этого желает сама всемилостивейшая государыня. О, ваше высокопревосходительство, войдите в мое положение! Только вы один можете сломить бессовестное могущество спесивого властолюбца; вся Россия будет благодарна вам и у вас не будет более верного и преданного слуги, чем Петр Севастьянович Фирулькин.

– Что я могу сделать? – спросил Потемкин, пожимая плечами. – Я – генерал-адъютант императрицы, а Орлов – фельдцейхмейстер; ему повинуется армия, в его руках вся власть в России. Но все же мой долг по отношению к моей высокомилостивой повелительнице открыть ей глаза, когда такая черная неблагодарность является ответом на все ее милости, когда так бессовестно попираются права ее подданных… Однако я не могу обвинять без доказательств, а лучшее доказательство заключается уже в совершившемся деле, так как подозрение может только обмануть. Если бы князь Орлов действительно увез эту девушку, если бы он взял ее в Гатчину, тогда…

– О, недолго придется ждать, когда это случится! – воскликнул Фирулькин. – Князь Григорий Григорьевич – не такой человек, чтобы выжидать и медлить!