Адъютант императрицы

– Ну, господин Фирулькин, – спросил Потемкин вежливым тоном, каким обыкновенно вельможи не разговаривали с простыми смертными, что вызвало радостную улыбку на бледном лиц старика, – что вы принесли мне? Ваше имя хорошо известно мне, как верноподданного нашей всемилостивейшей государыни императрицы, неустанным трудом получившего свое богатство и умело пользующегося им.

– Я счастлив, ваше высокопревосходительство, – ответил Фирулькин, – что такой высокий вельможа, как вы, милостиво ценит и уважает значение простого человека, труды которого благословил Господь; это редко бывает с важными придворными господами, которые сплошь да рядом смотрят на нас, как на игрушку своих изменчивых настроений.

– Кто поступает так, тот делает неправильно, – возразил Потемкин, – и действует не в духе и не по желанию нашей обожаемой государыни, которой очень хорошо известно, что честное и трудолюбивое мещанское сословие представляет собою твердую опору ее государства. Садитесь, – указал он на кресло у камина, – и расскажите, что привело вас ко мне.

Фирулькин опасливо уселся на край указанного ему кресла, между тем как Потемкин остался стоять, опершись на камин.

– Несколько времени тому назад, – начал Фирулькин, – мне посчастливилось достать прекрасно сохранившуюся, чудесную картину Мурильо.

– Мурильо? – воскликнул Потемкин, – ей Богу, значит, вы – обладатель редчайшего сокровища! Что же это за картина?

– «Обручение святой Екатерины», – ответил Фирулькин.

– «Обручение святой Екатерины»? – прервал его Потемкин. – Это же невозможно, вас, несомненно, обманули!.. Эту картину Мурильо писал для алтаря капуцинской церкви в Кадиксе, при этом он упал с лесов и умер, и картина осталась неоконченной.

– Ее докончил его ученик Розарио, – возразил Фирулькин, – но так как ему не совсем удалась его работа, то капуцины заказали для своего алтаря одному из лучших и талантливейших учеников великого мастера, Вилла Виченцио, новую копию. Но у меня подлинная картина Мурильо, на которой конечно ясно можно отличить неудачные попытки Розарио. Вот здесь письма и документы, удостоверяющие, что все это так, как я доложил вашему высокопревосходительству.

С этими словами он вынул из кармана несколько пергаментов с большою печатью и передал их Потемкину.

Последний окинул их беглым взглядом и сказал:

– Возможно, что вы и правы, господин Фирулькин, и если это так, то в этой картине вы обладаете бесценным сокровищем; даже если бы ваша картина была копией Вилла Виченцио, и то она имела бы громадную ценность. Чтобы проверить это, мне нужно было бы посмотреть картину, и, если бы она оказалась слишком дорогой для меня, я попросил бы государыню приобрести ее. «Обручение святой Екатерины» – такая картина, которая имеет особенное значение для нашей всемилостивейшей императрицы.

– Я принесу картину вашему высокопревосходительству, – поспешно сказал Фирулькин. – Я еще сегодня принес бы ее с собою, если бы перенос ее не требовал известных приготовлений. У меня было намерение сохранить это сокровище для себя, так как и скромный мещанин может точно так же наслаждаться мастерским произведением искусства; вы, конечно, можете понять это, ваше высокопревосходительство. Но так как я слыхал, что заслуженный генерал-адъютант нашей всемилостивейшей государыни с любовью и пониманием собирает сокровища искусства, то я почел своим долгом предложить вашему высокопревосходительству свою находку в знак моего глубокого уважения и почтения, и, ей Богу, вы не должны заплатить мне за нее дороже, чем я сам дал за нее.

– Это сколько же? – спросил Потемкин.

– Пятьдесят тысяч рублей.

– Честное слово, – покачал головою Потемкин, – если картина подлинная, в чем я должен убедиться, то это слишком мало; меньше семидесяти тысяч рублей я не могу дать за нее.

– Это был бы подарок, ваше высокопревосходительство, которого я не требую и который я едва ли могу принять, – сказал Фирулькин.

– Каждый купец берет стоимость своего товара, а если он выгоднее приобрел его, то это – его законная прибыль. Для меня был бы подарок, если бы я купил Мурильо дешевле, чем он стоит на самом деле, – проговорил Потемкин, – и, как бы я ни уважал вас, господин Фирулькин, подарок от вас я все же не могу принять!

– О, какой господин! – воскликнул Фирулькин, – какой великий, благородный вельможа! Зато другие совсем не таковы; они принимают и принимают подарки; они вымогают их, как должную им дань, и затем все-таки обманывают нас! – мрачно прибавил он.

Потемкин молчал; он был вполне убежден, что не продажа картины была причиной, приведшей к нему Фирулькина, и не сомневался, что старик выскажет свои намерения.